Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории
Шрифт:
Теперь о потакании черни. Тациан: «Картина нравов христиан крайне мрачна. Хорошо, что они прячутся эти сектанты: они не смеют показываться. Их тайные ночные собрания – сходбища для гнусных удовольствий. Пренебрегая всем, что почтенно, священством, пурпуром, публичными почестями, неспособные сказать слова в приличных собраниях, они сходятся по углам, чтобы пререкаться. Эти полунагие оборванцы, о верх дерзости, презирают мучения настоящего в виду веры в мучения будущие и еще сомнительные. Страшась умереть после смерти, они не боятся умереть теперь. Они узнают друг друга по особым приметам, по тайным знакам; любовь у них заводится почти прежде знакомства. Затем разврат становится религией, связью, которая их спутывает. Они все безразлично называют себя братьями и сестрами, так что благодаря этим священным именам то, что было лишь прелюбодеянием или совокуплением, становится кровосмешением. Тщеславное и безумное суеверие, таким образом, гордится своими преступлениями. Если бы в основе этих рассказов не было доли правды, немыслимо, чтобы мирская молва, всегда проницательная, распространяла про них столько чудовищного. Отчего у них нет алтарей, храмов, известных изображений? Отчего они никогда не говорят
Приведя этот древний текст, Ренан добавляет: «Заслуга автора этого любопытного разговора заключается в том, что он нисколько не ослабил доводов своих противников. «Вам было сказано, что порядочный человек может сделаться христианином, почти ничего не переменяя в своих правилах. Теперь, когда уловка удалась, вам, кроме того, подносят к уплате громадный счет. Эта религия, которая была, как уверяли, лишь естественной моралью, предполагает сверх того невозможную физику, метафизику странную, историю баснословную, теорию всего божественного и человеческого, которая во всем прямая противоположность рассудку».
Сегодня немцы страшно удивляются, как это нацистам удалось в несколько лет совратить такую грамотную, работящую, обстоятельную нацию на те безумства, которые произошли перед, и во время Второй мировой войны? Но немцы все это осудили и покаялись, и по сей день каются, в том числе и в денежном выражении, перед людьми, которым навредили. При этом даже не сами навредившие, их дети и внуки. Это высокий нравственный пример. Между тем, коммунисты, навредившие несравненно больше, причем, своему народу, чувствуют себя превосходно, нисколько не виновными, и продолжают свою агитацию. Это тоже нравственный пример, с обратным знаком. Поэтому я совершенно уверен, что пока не будет широко, гласно, всеобще, не для «галочки», стыдливо и с увертками, осужден коммунистический террор, в каждой советской квартире, включая сюда и Кремль, по всем каналам информации, притом до «оскомины», ничего России в дальнейшем не светит. Ни при каких благоприятных «обстоятельствах».
Организационное «становление» католицизма произошло столь же быстро как коммунистической структуры и структуры нацизма. Это говорит об их родственности. И не надо тыкать в лицо их шестью моральными заповедями, которые только «числились на работе», но не работали, разве что в отдельных редких приходах, при хорошем священнике. А разве у коммунистов на словах были плохие заповеди? Получше католических, но кто их выполнял? Как и сталинскую конституцию? А у нацистов благие пожелания сделать одну единственную нацию «счастливой» за счет всех остальных? Она напоминала, конечно, иудейскую, но была слишком уж сильно разрекламирована. Посмотрим, как это было. Глава «Успехи организации»: «Среди обстоятельств, по–видимому, столь трудных, организация церкви довершалась с поразительною скоростью. Великая опасность гностицизма, заключавшаяся в разделении христианства на бессчетные секты, уже устранена. Теперь уже христианство не сектантское, христианство большинства епископов, противящееся ересям и пересиливающее их все, имеющее, если угодно, лишь отрицательные признаки, но этим самым предохраняемое от пиетистских нелепостей и от рационалистического разложения. Как все партии, желающие жить, христианство само себя дисциплинирует, отсекает собственные излишества. Средний уровень торжествует. В церкви есть совершенные и несовершенные, но участвовать в ней могут все. Мученичество, пост, безбрачие отличные вещи, но и без геройства можно быть христианином и хорошим христианином. Без всякого вмешательства гражданской власти, без всякой поддержки жандармов и судебных мест, епископство сумело поставить порядок выше свободы, среди общества, построенного первоначально на личном вдохновении. На первый взгляд, творение Иисуса не родилось жизнеспособным. Это был хаос. Основанная на вере в близкую кончину мира, ошибочность которой обличали проходившие года, Галилейская община, казалось, должна была раствориться в анархии. Личное вдохновение творит, но и разрушает тотчас то, что сотворило. После свободы нужен порядок. Дело Иисуса могло считаться спасенным в тот день, когда было признано, что церковь имеет прямую власть, представляющую власть Иисуса. С тех пор церковь господствует над личностью и, в случае надобности, изгоняет ее из своей среды. Церковь стала всем в христианстве. Еще один шаг и епископ стал всем в церкви. Повиновение церкви, затем епископу, считается важнейшим долгом. Новшество – признак ложности. Ересь отныне злейшее преступление христианина. Для обличения еретика, нет надобности рассуждать с ним. Можно сказать, что организация церквей имела пять последовательных ступеней развития: сначала первобытная община, все члены которой одинаково проникнуты Духом. Затем старейшины или пресвитеры приобретают в церкви существенные полицейские права и поглощают церковь. Затем председатель старейшин, епископ, поглощает почти совершенно власть старейшин, а, следовательно, и права церкви. Затем епископы различных церквей переписываются между собою и образуют католическую вселенскую церковь. Между епископами есть один, римский, очевидно предназначенный к великому будущему. Папа, церковь Иисуса, превращенная в монархию, со столицей в Риме виднеются в неясном далеке. Христианство и империя смотрели друг на друга, как два зверя, готовые растерзать один другого».
Только одно замечание. Никакой империи не было. Вот сейчас она будет сооружаться на основе папской власти над князями, светскими владыками.
О католичестве: Глава «Христианство в конце 2–го века. Догма»: «Великая книга нового культа есть еврейская Библия, его праздники – суть праздники еврейские. Три ипостаси еще не сосчитаны, но Отец, Сын и Дух уже предуказаны для трех понятий, которые должны оставаться обособленными, не разделяя, однако, неделимого Иеговы. Мария, мать Иисусова, предназначена к колоссальному
О православии, там же: «Восток никогда не переставал иметь в составе своего населения христианские семьи, соблюдавшие субботу и применявшие обрезание. Абиссинцы настоящие иудео–христиане, соблюдающие все иудейские правила, часто даже строже, чем сами евреи. Коран и ислам являются лишь продолжением этой древней формы христианства, сущность которой заключалась в веровании во второе пришествие Христа, в докетизме и в устранении креста. Иисус уже стал богом, но многие еще не решаются назвать его этим именем. Отделение от иудаизма совершилось, но многие христиане соблюдают еще все предписания иудаизма. Воскресение заменило субботу, но она все–таки соблюдается иными верующими. Христианская пасха отличена от еврейской, но целые церкви держатся еще старинного обычая. На вечере большинство употребляет обыкновенный хлеб, но некоторые, особенно в Малой Азии, допускают только пресный хлеб».
Становление католичества расписано Ренаном как по нотам. Но он очень убежден в существование древних империй. Почему? Потому, что он плохо представлял себе войну вообще, и имперскую войну, в частности. Совсем не представлял он себе, как удержать в повиновении огромные завоеванные пространства и народы. Был ли у него на глазах какой–нибудь опыт в этом деле? Давайте посмотрим. Умер он в 1892 году. Цитируемую книгу он написал, безусловно, раньше, допустим в 1860–1870 годах. В 1970 году родился Ленин. Чертов мост из северной Европы в Южную, который брал Суворов уже стоял на месте. Но он был страшно узенький, по нему можно было ездить только в одну сторону, двум экипажам не разминуться. Это я насчет того, много ли людей ездило из Германии–Австрии в Италию. По Дунаю попадаешь в российскую Бесарабию, там кочуют цыгане. Железнодорожный транспорт только начинал внедряться. Наполеона он уже не застал, но папа, поди, рассказывал об его империи. Была Российская империя, в те времена очень сильная, на Западе ее боялись. В Париже в те времена даже пришлось снять с постановки спектакль про Клеопатру, но с намеком на Екатерину Великую, о ее многочисленных любовниках. А то наш царь обещал послать посмотреть этот спектакль два миллиона своих солдат. Как русский царь держал в повиновении такую империю никто вообще не знал, только догадывались. Считалось, что существует империя австро–венгерская, но какая –это империя? Так себе империйка, Наполеон прошел и даже не заметил. Была, конечно, Британская империя, очень большая. Но все знали, что это империя не в полном смысле империя. Там в каждой стране, в наиболее благоприятном месте, стоял красивый белый каменный дом, окруженный войском. В доме безвылазно сидел генерал–губернатор английский в белом пробковом шлеме с чадами и домочадцами и чиновниками. Вокруг была страна, для них почти неизвестная, откуда войска привозили чай, латекс, кофе и бананы. Все это грузилось на корабли и плыло в Англию. В такой стране оружия огнестрельного не было, оно было только у охраны губернатора. Поэтому дань поступала более–менее исправно. Когда ружья у аборигенов появились неизвестным образом, генералы уехали.
Зато Ренан много читал. Про империю Александра Македонского, Римскую империю, вообще обо всех, какие сегодня упомянуты в истории, в том числе и про Византию, про которую и я кратко сообщил официальную версию. Ренан же читал очень подробные описания, там все битвы расписаны, даже такие как про 28 героев–панфиловцев, только греческих. Там кесари, цари и прочие императоры владели такими земельными участками, что даже на карте представить трудно. Поэтому у него выработался стереотип: написано, значит было. Он столько много читал, что на обдумывание прочитанного просто не хватало времени. Притом на улице, видимой из окна, такого не было, чтобы выработать другой стереотип.
Вот этим и объясняется его мнение, что католичество не создавало империи, а, наоборот, разрушало существующие, например, Римскую. У нас же, почти все империи рассыпались на глазах, поэтому мы знаем, как их трудно удерживать в стабильном состоянии. Вы, господа, только взгляните, во сколько цветов раскрашена политическая карта нынешней Африки? А когда я учился в 7 классе, на ней было всего три цвета: английский, бельгийский и французский. Поэтому завоеванные оружием империи рассыпаются, как карточные домики, как только завоеванный народ получит близкое к завоевательскому оружие или политическую поддержку соседей. На последнем принципе рассыпался Варшавский договор. Российская империя была удерживаема страхом мощи соверена, только на одном страхе, который то тут, то там поддерживался показательными карательными экспедициями. Играл, конечно, свою роль и принцип «прислонения» слабого народа к более сильной империи: «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться», когда такая «рябина век одна качалась» между сильными соседями. Но, как только у очередного «дуба» подгнивали корни, и он ослабевал, так все «рябины», как по команде, старались прислониться к более сильному на данный момент «дубу». Таким «дубом» сейчас является НАТО. И «рябины» не надо обвинять в этом, на то она и есть «тонкая рябина».
Совсем другое дело империя, созданная на одной и той же идеологии, например, католичестве. Такой и явилась «Римская империя германской нации», которая просуществовала достаточно продолжительное время, скрепленная этим самым католичеством. Дело дошло до того, что вся Россия, тогда еще до Урала, включая Украину, оказалась католической. И не надо нам врать, господа историки, что это не так, что, дескать, мы православие приняли еще в конце 10 века от самой Византии, которой как я доказал, вообще не было. Все мы, вернее, наши деды, крестились по–католически, двумя перстами. Потому–то наши учителя, Кирилл и Мефодий, отчитывались в своей работе, не перед константинопольским патриархом, а перед римским папой.