Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории
Шрифт:
Я остановился на том, что царской власти стало трудно садить за решетку любого, кто ей попался на глаза. Поэтому уже через два года, в 1866 году, из ведения суда присяжных изъяты дела о печати. Не напоминает ли сегодняшнюю возню великодержавников вокруг частной свободной печати? За печатью последовали другие «важные государственные дела», а именно государственные преступления. Затем ввели систему представления судей к государственным наградам и вообще поощрениям от местной и государственной администрации, чтобы помнили, где, а главное, кому служат. Ну, разве вам это не напоминает, нынешнее подмятие под себя администрацией президента всех жизненно важных финансов прокуратуры, Думы, Верховного и Конституционного судов, в том числе и квартиры для них. Теперь администрация может давить непослушных отключением теплой воды и электроэнергии, недостатком бумаги и прочими самыми необходимыми для осуществления своих обязанностей услугами. После этого дела стали поправляться, «независимые» стали сговорчивее. В 1871 году утверждена жандармерия, в 1872 году туда переданы дела государственных крестьян из земских судов. В 1878 году резко сократили круг дел суда присяжных. В 1879 году рассмотрение дел о государственных крестьянах и особо опасных преступлениях
Завершением возвращения «на круги своя» явилась судебно–административная реформа 1889 года, которая свела на нет одно из важнейших начал реформы 1864 года – отделение суда низшего звена от администрации. Вместо отдельных административных и судебных органов по крестьянским делам введен институт земских участковых начальников, осуществлявших в отношении крестьян как судебную, так и административную власть. Органы мировой (гражданской от населения, мира) юстиции были сохранены только в Петербурге, Москве, Одессе, Нижнем Новгороде, Харькове, Казани, Саратове, Кишиневе и Астрахани. Дела, которые по судебным уставам 1864 года рассматривались мировыми (гражданскими) судами, были отнесены к компетенции земских начальников, городских судей и уездных членов городского суда. Должность городских судей учреждалась только в уездных (по–нынешнему, в районных) и губернских (областных) городах. При этом они назначались министром юстиции. Уездные члены окружного суда также назначались министром юстиции, по одному на уезд. Апелляционной инстанцией для дел, рассматриваемых как уездным начальником, так и городскими судьями стало «судебное присутствие», возглавляемое предводителем дворянства, а губернским судом – под председательством губернатора. Другими словами, судебную систему России выстроили как полк на плацу: побатальонно, поротно, повзводно, с командирами во главе, назначаемыми сверху, и строгой субординацией по всей иерархии. Крестьян отдали опять дворянам, теперь для суда и контроля над самим судом. А ведь крестьян–то было подавляющее большинство в стране. Заметьте, над самими дворянами властен был только суд присяжных, над всеми остальными – назначаемые сверху чиновники. Заметьте еще, что с момента принятия вполне демократического института судебной власти, отделенной от администрации, от правительства, 1864 года Александром II прошло до 1889 года всего 25 лет. Заметьте, наконец, что об Александре II, Освободителе, ни коммунисты, ни нынешние «демократы» почти никогда не упоминают, вроде бы его и не было на белом свете. Зато самые губители народные, такие как Петр «Великий», Екатерина II «Великая» не сходят ни с газетных, ни с книжных страниц, ни со съемочных подмостков все последние сто лет.
Теперь перейду к марксистам–ленинцам–сталинцам и их судебной власти, не только не отделенной от административной власти, но целиком и полностью подчиненной ей. Всю «революцию» и гражданскую войну садили и стреляли людей без всякого судебного разбирательства, по «революционной целесообразности». Потом до 1945 года садили и стреляли людей по спискам, подписанным главарями–паханами страны, а затем назначенными ими же «двойками» и «тройками» в каждом городе и деревне, когда у самих уже красные карандаши выпадывали из рук, натруженных до судорог подписями об убийствах. Потом перешли на пародию судебной коллегии суда присяжных – народным заседателям во главе с судьей. Вернее это даже не пародия, а профанация, насмешка над коллегиальностью и независимостью суда. Придется объяснять подробно, а то наша малограмотная «широкая» общественность не поймет «где тут собака порыта», как говаривал Горбачев.
Суд присяжных это только присяжные со своим председателем, которые отвечают большинством своих голосов всего на один вопрос: «да» или «нет», «виновен» или «невиновен». И никто не вправе вмешаться в этот совокупный процесс. Если сказали, «нет», «невиновен», все, точка: подсудимого выпускают на волю тут же, в здании суда. Но если они скажут «да, виновен», то на этом их функция и закончилась. Вопрос о наказании решает судья согласно закону и несет за соответствие наказания закону всю полноту ответственности. До этого судья вел заседание суда как тамада выпивку, не вмешиваясь в решения присяжных о виновности или невиновности подсудимого. Таким образом, не судья решает главный вопрос, а общественность в лице присяжных заседателей, которые дают подписку о своей беспристрастности и несут строгую ответственность, если окажется, например, что кто–то из них по какой–нибудь личной причине может оказаться пристрастным, например, выпивал с подсудимым или женат на близкой родственнице его. Даже внутри одного суда виновность–невиновность и наказание разделены между разными независимыми друг от друга институтами.
Восточный и русский синкретизм
Русский синкретизм объединил все «методы» восточного синкретизма. Католичество на Руси играет свою роль независимо от царя. Дворянство пытается сделать то же самое. Православие – опора царя, равная по мощности дворянству. Тройной баланс. Отсталость. Купцы и фабриканты – третье сословие. Власть перехватывает Ленин. «Жадность фраера сгубила». Цезаризм–империализм Ленина. Империи – пройденный этап человечества.
При рассмотрении восточного синкретизма я выделил основополагающие черты игрушечных империй, таких как Япония, где царь под охраной дворянства и малозаметном влиянии религии. Вторым примером является ирано–турецкий метод, где царь опирается больше на религию, чем на дворянство, но борьба религии с царем идет с переменным успехом. В русском синкретизме наблюдаются все эти методы, усиливающие друг друга. Здесь все подчинено императору, и дворянство, и религия. Первоначально, в те времена, когда сам царь платил дань католической церкви, на первом месте стояло дворянство, жестко и беспощадно подчиненное царю, но и кормящееся от царя через рабство над всем остальным народом. Католичество на Руси играло свою частную роль по нотам Ватикана, борющегося за мировое господство церкви, но не царей. Дворянство брало все большее влияние в стране и начинало соревноваться с ним самим. Это было из–за смены династий и правил наследования царской власти. С дворянством царь заигрывал, а потом всерьез стал бояться. Дворянские группы стали менять
На самом деле, стоял вопрос о противовесе дворянству в лице религии и подчинении ее непосредственно царю. Дело в том, что отданный на откуп дворянству народ, выполнял волю своих рабовладельцев и мог быть легко направлен против самого царя. Надо было расколоть сей насильственный союз, отделить дворянство от народа через религию, которой стало управлять церковное дворянство, находившееся в прямом и жестком, даже жестоком подчинении царю. Конечно, как всякое дворянство, церковное дворянство тоже хотело иметь влияние на царя, равное влиянию земского дворянства. Поэтому к церковникам применялись меры запугивания, переходившие в прямое насилие. У царя появилась возможность все время лавировать между земским дворянством и церковным, в случае необходимости усиливая то одну, то другую сторону по формуле «разделяй и властвуй».
В случае укрепления и обнаглевания земских дворян, готовых давать указания царю, царь усиливал церковных дворян, давал им земли и возможность богатеть, а те шли в народ и совращали его, необразованный, против дворян. Дворян начинали грабить и жечь. Они шли кланяться к царю и просить прощения. Прощенные, они лет пятьдесят сидели тихо, прислушиваясь к событиям. Зато наглеть начинала церковь, отъевшись на льготах, и начинала требовать доли власти в стране. С ними было проще. Очередной митрополит садился в тюрьму или отсылался в дальнюю епархию, на его место садился новый, лояльный. Но так как в православной церкви была внедрена после раскола армейская дисциплина, то хватало одной смены митрополита. Если и это не действовало, то снимались церковные колокола, переплавлялись на медные деньги, отбирались льготы, грабилось церковное имущество. Иногда, правда, перебарщивали и слишком много чеканили медной монеты из колоколов. Тогда наступал медный бунт из–за обесценивания монеты. Приходилось усиливать дворянство, чтобы оно имело право еще сильнее эксплуатировать своих рабов. Медный бунт прекращался.
В таком тройном равновесии: царь, земское дворянство, церковные иерархи, и жили до того момента, когда земское дворянство не стало деградировать из–за безделья. Церковные иерархи не отставали от земских дворян в деградации. До народа никому не было дела. Образование запрещено, границы на замке, с иностранцами запрещено общаться, въезд самих иностранцев запрещен кроме крайне необходимых случаев. Но так продолжаться не могло до бесконечности. Россия катастрофически начала отставать от Запада в научно–техническом прогрессе. Это стало отражаться на мощи самого государства, о самом праве русских царей на престол. Оно стало зависеть от иностранных царей. Появились более самостоятельные купцы, за ними Демидов, потом Строгановы. Некоторые из них начали чеканить даже царскую золотую монету. Пришлось осаживать. В общем, их старались держать в рамках, чтобы не сильно борзели. Но научно–технический прогресс неумолим. Как только купцы и фабриканты хирели, так страна на следующий же день оказывалась без современного оружия. Наконец, третьему сословию были даны возможности работать себе и царю на пользу. Появился капитализм, конечно, не такой самостоятельный как на Западе, но все же представляющий силу немалую. Он и разрушил веками складывающийся баланс и самое структуру власти, но договориться, такой разный, не смог. И власть перехватил Ленин.
Я не вполне уверен, что из социализма ничего путного получиться не должно. Может быть, что–нибудь и получилось бы, но «жадность фраера сгубила». Сейчас, по прошествии времени, меня поражает скромность партийных бонз по сравнению с тем, что демонстрируют нам сегодня новые «хозяева жизни». Может быть, с социализмом что–нибудь хорошее и получилось бы, кто теперь докажет? А второго эксперимента уже, наверное, не будет. Рассмотрю лучше, в чем выражалась «жадность фраера». Жадность выражалась в территории бывшей Российской империи. Ленину нужны были все земли ее, а вернее, даже большие. В этом проявился его империализм, по старому – цезаризм. Ведь он не мог не понимать, великий ум, что империи отжили свой век. Прекрасно понимал, я думаю, но решился перехитрить природу, тщетно создавая Интернационалы один за другим. Все силы революционного подъема ушли на новые завоевания Украины, Причерноморья, Средней Азии, Сибири и Дальнего Востока. Пришлось применять невообразимые поборы с населения Центральной России, чтобы угрохать их на новые завоевания, тем самым, отвратив население от себя. Антанта ведь практически не воевала с Лениным, она ждала, когда Россия рассыплется, чтобы к осколкам проявить свое внимание и помощь себе в прибыль. Никто не помешал бы Ленину создать свое полуутопическое государство в Центраьной России, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Демократия там была, конечно, не на сегодняшнем уровне, но на вполне достаточном, чтобы не мешать его эксперименту.
Ленин же не знал практической жизни государств, экономики, у него в голове были только теоретические построения Маркса и французских социалистов–утопистов. Ввязавшись в борьбу за империализм, во всемирную революцию, он угробил эксперимент. Поэтому появился Сталин и тоталитаризм вместо социализма. Другого выхода просто не было, чтобы заставить столько народов, невзирая на их национальные особенности, жить по теоретическим, не апробированным, притом единым для всех, правилам. Пришлось вместо церкви создать идеологический отдел ЦК КПСС, создать безграмотную и жадную номенклатуру, уничтожить плюрализм и инакомыслие, поставить к каждому человеку соглядатая и сгноить в тюрьмах миллионы. И не социализм вовсе погубил Советский Союз, а именно империализм. Ведь империализм не обязательная черта только капитализма, империализм присущ и социализму, и коммунизму, какие были задуманы и частично осуществлены Лениным. Недаром, его последователи все, до единого, обещали коммунизм не сегодня, так завтра. Немногие сегодня помнят слова товарища Сталина, висевшие на всех заборах в виде плакатов: «Когда мы будем добывать 300 млн. тонн угля, производить 60 млн. тонн чугуна 50 млн. тонн стали и 60 млн. тонн нефти – мы будем жить при коммунизме». При Брежневе добывалось 700 млн. тонн угля, больше чем по 100 млн. тонн чугуна и стали и около 600 млн. тонн нефти, не считая гигантского количества природного газа, а от коммунизма стали дальше, чем при «отце народов». Потому, что все это уходило на гонку вооружений, «революции», поддержку коммунистических партий и угодных нам режимов во всем мире.