Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

Синюков Борис Прокопьевич

Во–первых, язык исторического Великого Новгорода – республики западного образца, не знавшей рабства, точно совпадает с их бывшими владениями, простирающимися от Белого моря до Урала, как раз там, где после «взятия» Новгорода Московская Русь начала «прислоняться к Уралу», еще до «взятия» Казани. Во–вторых, мое предположение о том, что украинцы ранее жили на Карпатах, а потом, когда венецианцы начали лесосплав по Днепру и построили Киев, спустились с гор пшеницу сеять, подтверждаются языковыми изысканиями независимых от меня Погодина и Даля. Представьте себе, они не помнят даже своего крестителя Владимира, а мы, московитяне всю историю и религию свою на нем построили. В третьих, украинцы не помнят и Рюрика, и нашествия татар. Как же так? У нас пол–истории про татар и про рюриковичей, а они, видите ли, не помнят, тогда, как хан Батый брал Киев в 1240 году согласно «нашим данным». Не потому ли и несторову летопись, «писанную» в Киеве, «нашли» в Кенигсберге? И то туда пришлось подбрасывать, «не лезший ни в какие, ворота» листок с «Рюриком». В четвертых,

и я говорил, что на нынешней Украине около Днепра «жило не нынешнее племя», а хазары, печенеги, половцы разные, которых я объединил под именем казаков–разбойников. В пятых, потому–то они и не помнят «татар», потому что мы, русские, их выдумали для прикрытия своей работорговли. Самое интересное знаете что? Эти бедняги фантомные — «крымские татары», несколько миллионов «укравшие и продавшие в Кафе» наших московских рабов, и ходившие за ними же сквозь Великое Московское княжество как через сито аж в Польшу и Литву, не догадывались сходить за рабами поближе, на Украину. Вы посмотрите только на карту, им ведь раз в пять ближе было. И лесов дремучих, бездорожья, все реки и речушки – поперек, их на Украине не было. Не приходилось бы сказочный Муравский шлях строить. Дураки, наверное, были, географию не знали. Хотя как тогда нашли в лесах Московскую Русь, спрятанную там от всего остального мира? В шестых, зачем им помнить Владимира, которого не было, а христианство у них было католическое, как собственно и у нас, только они от него никогда не отказывались, как мы. Это их заставили после «присоединения», а вот как только они отсоединились в Беловежской пуще от нас, так сразу же униатское католичество и восстановили. «Новохронисты–2», что вы на это скажете? Вы же нашли Владимира с мамой Малкой и военачальником Каспаром, пришедших лично к Христу принимать крещение под видом библейских волхвов. Куда их девать теперь, раз их украинцы не признают? В седьмых, кто мне ответит на вопрос: почему в летописи, писанной в Киеве, не осталось «следов малорусского наречия»?

Вот, господа русские, какую историю мы с вами изучаем уже около четырехсот лет. Ах, вам не жарко и не холодно? Тогда возвращаюсь к прерванной теме про русский язык. Вернее, к поразительной сходности украинского, белорусского, смоленского, тверского, псковского, новгородского, костромского, вятского и пермского и языков. Владимир даль не занимался историей, он языку всю жизнь посвятил. Поэтому он и не обратил внимания на путь «из варяг в греки», который историки толкуют тоже весьма сомнительно, о чем я и говорил в разделе «От стада до первых опытов работорговли». В этом разделе я доказывал, что из Днепра тащить лодки до Ловати волоком трудно, да и незачем. Я там говорил также, что в Венеции сильно нуждались в лиственнице для свай под свои дома и дворцы, но как следует, ареалы лиственницы в Европе не изучил. Поэтому путь из «варяг в греки» не получил своего логического завершения. Там же я показал, что Волок Ламский или попросту Волоколамск объединяет верховья Волги и Днепра, явился причиной образования Московского княжества, но так и не доказал, что же таскали волоком через Волок Ламский. Владимир Даль своим непререкаемым мнением об упомянутой близости языков, заставил меня потрудиться еще.

Вот что я накопал. «Жизнь растений», т. 4.: «В пределах естественного ареала лиственница европейская занимает главным образом горные местности обитания в Альпах и Карпатах, располагаясь на высотах между 1000 и 2500 метров, поднимается в альпийский пояс, доходя до альпийских криволесий. У нас в стране имеются рощи из лиственницы европейской, посаженные более двухсот лет назад (выходит, Петром или чуток позже – примечание мое). Столько же лет насчитывают насаждения из лиственниц европейской и сибирской в Эстонии. Посадки лиственниц для создания высокопродуктивных древостоев многочисленны на всей европейской части СССР. Из летописей известно, что еще в 12 веке в районе нынешней Костромской области были непроходимые леса из лиственницы и дуба. Однако интенсивная хозяйственная деятельность человека в этих давно обжитых районах России значительно снизила их лесистость, и в первую очередь площадь лиственничных лесов. На Урале и прилегающих областях лиственницы все еще мало, но состояние листвягов здесь лучше, чем на западе».

Проанализируем цитату. Во–первых, за лиственницей в Альпы очень высоко лазить, южные склоны очень круты, там не подступиться, а народов в таких «норках» – тьма. Поэтому венецианцы – владыки морей тех времен, нашли горы пониже – Карпаты, почему и возник Киев. Но Карпаты – низкие горы, там мало высот до 2500 метров, и лиственницы там очень мало. Ее всю до последнего дерева срубили. Сегодня даже на Урале ее все еще мало, но больше чем на западе, сообщает нам цитата.

Во–вторых, на кой черт заводить искусственные лиственничные леса в России, битком набитой хвойными и лиственными лесами кроме лиственницы, притом более 200 лет назад? Лиственница ни на что не годна, кроме как на сваи и нижний венец русского дома. Она тонет в воде, крепка как железо, топоры же и пилы стоили очень дорого, и портить их на лиственницу никто бы не стал, если речь идет о дровах. На поделки, лапти там и прочее, она тоже не годна. Первые же сваи на Руси забили под Исаакий только при Петре, почему он и насадил лиственничную рощу около Питера, для будущих строек. В качестве дров же на Руси искони использовали березу, дающую очень жаркий огонь, а золу, от которой – искони на Руси использовали вместо мыла, то есть щелочи,

даже в последнюю мировую войну. Значит, просто так ни один русский дурак лиственницу рубить не будет, а тем более – разводить ее искусственно.

В третьих, обратим свое пристальное внимание на былые «непроходимые костромские леса из лиственницы и дуба», которые извели, «особенно площадь лиственничных лесов» в результате «интенсивной хозяйственной деятельности», а потом добрались и до Урала, но не все успели вырубить, и принялись разводить никому не нужную лиственницу ближе к Карпатам. По сию пору в Сибири лиственницу не считают за дерево и форменным образом обзывают, «красной березой» из–за красноватой древесины и крепости как железо. Это какую же «интенсивную хозяйственную деятельность» там обнаружили? Когда по сей день Кострома – медвежий угол, и кроме костромского сыра мы о ней ничего не знаем. Кстати о сыре. Сыр ведь тоже для России – продукт экзотический, как и украинские словечки. Кроме «голландского», выпускаемого всеми молочными заводами СССР, мы отродясь о сыре ничего не слышали. Я так думаю, что сыр в Кострому приехал вместе с украинскими словами. Не так ли?

В четвертых, сыр костромской пожаловал к нам хотя и из Украины, но родина его, конечно, подальше, в Италии, и в Венеции в частности, куда лиственницу и возили. Я это решил потому, что вместе с сыром к нам пожаловали и некоторые итальянские очень распространенные словечки, например, баста (basta), в смысле довольно, хватит, заканчивай, от которого и произошло у нас слово забастовка. Это слово и на Руси, и в Италии имеет абсолютно одинаковое значение. Я совершенно отчетливо вижу как итальянцы и русские, не зная языка друг друга, общались на лесосплаве и то и дело повторяли за итальянцами: баста, мол, хватит, заканчивай, стоп. Потому оно и прижилось, как и некоторые другие итальянские слова, за которыми вас отправляю к специальной литературе. Для меня же достаточно «в одной упаковке сыра, баста, лиственницы и исследования Даля». Можете даже заглянуть в гости к одному парню из телевизора, он недавно рассказывал, что «понимает без переводчика этрусский язык». Читали, поди, в истории древнего Рима об этрусках?

В пятых, сопоставим путь украинских слов с обратным путем лиственницы до славного града на Адриатике Венеции, с их чуть ли не ежегодными посольствами на Русь (о которых я говорил при первой прикидке критики пути из «варяг в греки» в упомянутом разделе), а также сопоставим все это с перечнем владений Великого Новгорода до его завоевания Иваном III. После сопоставления выбросим реку Ловать из «варяго–грековского» пути, и вместо нее вставим Волок Ламский, соединяющий Днепр с Волгой через реки Ламу и Рузу. Потом найдем на карте вниз по Волге Кострому и на одной параллели с ней через Вятку и Пермь, также упомянутых Далем, «прикоснемся» к Уралу. Что получится? А получится то, что и требовалось доказать.

Венецианцы, не знавшие железобетонных свай – изобретения 20 века, вырубили лиственницу на южных склонах Альп, пожаловали в Карпаты, но возить оттуда оказалось делом непростым. Вы только представьте себе кучу стран от Карпат до Венеции, все горные, народы задиристые от скученности, причем реки в этих странах, как назло, все текут поперек их лиственничного пути. Поэтому быстренько отыскали реку Днепр, построили город Киев для вязки плотов вперемешку из лиственницы и сосны, чтобы не затонула при сплаве, и давай понужать лесные карпатские богатства «своим ходом» аж до синего, то есть Черного моря. Тут грузили на корабли и преспокойно доставляли в Венецию, держава–то морская. Но горы–то низкие, лиственницы мало, в жаре она не растет, поэтому скоро заметили, что «эльдорадо» иссякло. Пошли вверх по Днепру с украинскими казаками в качестве проводников, где попадалась лиственница, принимались рубить, но она быстро кончалась. Вот так и шли, пока не оказались в самых верховьях, в окрестностях Волока Ламского, тут и встретились с новгородцами, «курировавшими все» далее на восток вплоть до Урала, включая и будущий Нижний Новгород – их вторую столицу, с чем все историки как один согласны. Пришлось поругаться сначала, но потом договорились, узнав у новгородцев, что костромские леса почти сплошь состоят из лиственницы.

Тут им, естественно, потребовался Волок Ламский, происхождение которого, а особенно, что он именно волок, историки никак не могут объяснить, ибо про лиственницу забыли, а больше не знали, что тут можно «волочить» посуху. Надо помнить, что венецианцам тут холодно, а будущие украинцы так наловчились при прежнем содружестве, что и сами могли хорошо справляться с поставленной задачей по рубке и лесосплаву, включая волочение между речками. Волочить же приходилось потому, что венецианцам бревна нужны были длинные, не на дрова ведь, на сваи. Постепенно образовывался путь, но не из «варяг в греки», а из «Костромы в Венецию» под неусыпным контролем псковско–новгородского вече. Ибо тут существовала нормальная по тем временам западная демократия. Вот и вся история тонко подмеченного Далем «северного речения».

Русские же князья, сосредоточив все свое внимание на волжской работорговле, даже не заметили этот нормальный бизнес, а когда заметили, было уже поздно, Волок Ламский крепко охранялся новгородца ми. Поэтому я считаю, что ни в какой «Новгород воевать» русские князья не ходили, так как попасть туда можно только зимой из–за сплошных болот, а воевали долгое время просто за Волок Ламский, отчего в позднейшей истории то и дело он мелькает в рассказах о русских князьях и царях, но без объяснения причин. Потом образовалась Москва, но об этом я уже рассказал во всех подробностях.