Загадочное исчезновение Ричарда Миллера

Дос Чарльз

– Ты поступил правильно, Рич. Уверена, папа бы тобой гордился.

– Я знаю, – тихо ответил он.

Какое-то время они ехали в тишине, а затем он оживленно произнес:

– Теперь твоя очередь, сестренка. Выкладывай, что у тебя стряслось.

– Ну, – неуверенно начала она, – сегодня на перемене ко мне подошли две девочки и сказали, что я некрасивая, и что у меня уродский свитер. Я даже не знаю, почему они мне так сказали. Может быть, это правда?

– А ну сейчас же выброси эти глупости из головы, Кейси! Ты самая красивая девочка во всей школе! Нет, во всем городе! Нет, на всей планете нет никого красивее тебя!

– Ну хватит Рич, не говори ерунды.

– А это никакая не ерунда, – он положил ей обе руки на плечи и внимательно посмотрел на нее. – Это чистейшей

воды правда, Кейси. Ты действительно очень красивая, а эти глупые невоспитанные девчонки, должно быть, тоже сбежали из того же загона, что и шайка Джонатана.

Она засмеялась.

– Спасибо тебе, Рич.

– Да не вопрос, сестренка. Если к тебе еще хоть раз кто-то пристанет, обязательно скажи мне об этом. Я им быстро объясню, что к чему.

– Не станешь же ты бить девочек, Рич.

– Ну, бить-то не стану, но вот снегом закидаю! – он погрозил кулаком. – Настоящих снежных баб из них слеплю, чтоб неповадно было!

Кейси расхохоталась, и Рич широко улыбнулся, радуясь тому, что сумел успокоить свою сестру. Совсем скоро они подъехали к одинокой остановке. Качнувшись, желтый автобус остановился, и задние двери со скрипом разъехались в стороны. Кейси и Рич быстро сбежали по ступенькам, оказавшись в плотном молочно-белом тумане. Всего за каких-то двадцать минут погода кардинально изменилась, и теперь на улице разразился настоящий снегопад. Из-за сильного ветра, который подхватывал выпавший снег и разносил его в разные стороны, видимость была очень плохая.

– Ничего себе погодка! – удивленно воскликнул Рич, натягивая на голову капюшон. – Давай руку, Кейси, чтобы не потеряться, – он крепко сжал протянутую ему руку, и они медленно направились в сторону дома.

В тот день Мэри Джейн была сильно рассержена на Рича. За ужином, который по традиции, царившей в ее доме, состоялся каждый день ровно в половине восьмого вечера, она прочла ему целую лекцию о том, почему этот поступок был не просто неприемлемым, но даже опасным.

– Ты понимаешь, что тебя могли исключить из школы за эту драку? В первый же день! – она взмахнула рукой, в которой держала ложечку для кормления Сэма, младшего из троих детей, как бы подчеркивая всю серьезность случившегося. Затем она опустила руку на стол, все еще не выпуская ложки. – Но это ведь полбеды. А теперь представь себе, что бы случилось, если бы ты ударился головой об пол? – ложка опять взмыла вверх, в очередной раз доказывая нешуточность произошедшего. – Но и ты же мог бы тех ребят покалечить! Ох, Рич, это так безответственно! Так безответственно! Мне очень жаль, что в ту минуту ты решил опуститься до их уровня. Ты ведь умный и воспитанный мальчик да к тому же рассудительный. Как же это так получилось? Ох, Рич!

Сопровождая каждое свое изречение взмахом руки с ложечкой, Мэри Джейн походила на агитатора, трясущего листовками с антиправительственными лозунгами перед возбужденной толпой, как бы своими жестами говорящего: «Вот, люди добрые, вот где скрыта правда! Все в этих листовках! Берите их! Берите!» Все это время малютка Сэмми, которому было не больше двенадцати месяцев, сидел в своем стульчике и удивленно наблюдал за мамой, не понимая, почему сегодня она решила направлять ложечку с едой куда-то вверх, а не в его сторону.

Боб и Билли – близнецы, которым было по четыре года, сидя на другом конце стола, казалось, вообще не были заинтересованы в том, что сейчас происходило в зоне, оккупированной их мамой и двумя пришельцами. Каждый из них размазывал по своей тарелке картофельное пюре, будто надеясь отыскать не размолотый ранее кусочек картофеля. Муж Мэри Джейн, Артур, одетый в клетчатую фланелевую рубашку цвета бургундского вина, отстраненно сидел, как будто в полудреме, прямо напротив жены. То ли это было оттого, что рабочий день сегодня выдался слишком тяжелым, то ли оттого, что по пути домой он согревался каким-то горячительным напитком, ибо частенько ему приходилось преодолевать расстояние от работы до дома пешком, а оно, между прочим, составляло почти полтора километра.

Боб и Билли изредка поглядывали на своего отца, пытаясь понять, почему он такой грустный, но им, к сожалению или к счастью, никогда этого не

удавалось. Вообще, они испытывали странные чувства по отношению к нему. Да, Артур был их отцом, но он уходил утром, еще до того, как они успевали проснуться, а приходил только в семь вечера. Поужинав, он принимал душ и, пожелав всем членам семьи спокойной ночи, уходил спать. Даже по выходным он не играл с ними в игры. Каждую субботу в восемь утра он приходил в заведение, которое называлось «Веселый Джо», и оставался там до самого вечера, попивая пиво и беседуя с некоторыми посетителями. Часов в девять он расплачивался с барменом грязной мелочью и мятыми банкнотами, потом выползал на улицу и долго бродил по городу, чтобы немного проветриться и освежить голову, а к часу ночи возвращался домой. Тихо отперев дверь, Артур аккуратно снимал верхнюю одежду, а затем устраивался на диване в гостиной, чтобы не будить жену. Но у Мэри Джейн был очень чуткий сон, и поэтому она слышала, как каждый раз он возвращался со своей, как она говорила детям, «субботней прогулки». Поднявшись с кровати и накинув старенький халат, она выходила в гостиную, чтобы накрыть своего мужа одеялом. Она никогда не сердилась на него и даже спустя столько лет после женитьбы, когда он окончательно превратился в тихое и жалкое создание, лишенное всякого стремления к существованию и находящее покой в алкоголе, она по-прежнему его безумно любила.

Закончив свою длинную речь, наполненную мрачными предположениями и сухими фактами, Мэри Джейн посмотрела на Рича.

– Ну, теперь ты понял, что я имею в виду?

– Да, миссис Джейн, больше вы никогда не получите таких ужасных новостей, – отозвался Рич, утомленный долгими поучениями и желающий поскорей отправиться в свою комнату.

– Очень на это надеюсь, Рич, очень надеюсь, – она вздохнула и перевела свой взгляд на его сестру. – Ну, а у тебя, Кейси, как прошел первый день в новой школе?

– Ой, миссис Джейн, у меня он прошел просто отлично! Я даже успела подружиться с двумя девочками из моего класса. Они оказались такими… забавными, – ответила Кейси, надеясь, что этого Мэри Джейн будет достаточно, потому что она тоже устала и хотела поскорей закончить стоявший перед ней ужин.

– Это очень хорошо, Кейси, очень хорошо! Я рада, что ты уже смогла вжиться в новый коллектив, – с облегчением сказала Мэри Джейн.

После своей долгой речи она предложила всем приступить к трапезе. Наконец-то, увидев ложечку с едой, направляющуюся не куда-то вверх, а прямо к нему, малыш Сэмми пришел в восторг и задергал своими пухлыми ножками. Закончив ужинать, Рич и Кейси поблагодарили Мэри Джейн и отправились в свою комнату, которая располагалась на втором этаже. Справа от нее находилась душевая комната, а слева – импровизированный чулан, хранивший в себе множество различных вещей: старую одежду, которую, наверняка, никто уже не будет носить, пустые коробки, посуду, сильно потрепанные, будто бы вернувшиеся с поля боя мягкие детские игрушки, какие-то инструменты, которыми, казалось, ничего нельзя починить, книги, выглядевшие так, словно кто-то решил пустить их на растопку камина, однако в последний момент передумал, но уже не мог исправить ущерб, причиненный обложкам и страницам, и потому решил сложить их аккуратной стопкой и отправить в дальний угол чулана, желая никогда их больше не видеть, два рулона красных в белый горошек обоев и прочие вещицы сомнительного качества и происхождения. В общем, в этот чулан был снесен весь тот ненужный хлам, который люди сохраняют по неизвестным причинам, хотя и знают, что больше никогда им не воспользуются.

Комната Кейси и Рича была обставлена довольно скромно: две старенькие деревянные кровати на покосившихся ножках, расположенные в дальних углах комнаты, один убогий письменный стол, стоявший прямо между ними, большой древний шкаф, краска на котором уже успела облупиться, обнажив сухие потрескавшиеся доски, а так же багрово-черный комод с четырьмя выдвижными ящиками, на одном из которых отсутствовала металлическая ручка. Пол в комнате противно скрипел, а стены, обклеенные простыми обоями болотного цвета, нагоняли тоску. Зато в ней было тепло, а оконные щели, заклеенные смолой, не пропускали холодный уличный воздух.