Загадочные края

Ковальчук Вера

Туман медленно расступался и редел, рассеиваемый ветерком и постепенно разгорающимся днём. Уже проступили силуэты башен, возведённых на дамбе, и скал, окружающих город. Риган стоял на носу флагмана и следил, как его корабль входит в гавань, а за ним, выстроившись цепочкой, тянутся остальные суда, только разведчик бежал сбоку, но, впрочем, он мог протиснуться почти куда угодно.

Несколько воинов, знакомых с оснасткой, раздевшись до рубах и льняных штанов, сбрасывали паруса, сворачивали такелаж. В гавань входили уже на одних вёслах, так было куда точней и не было опасности во что-нибудь случайно влететь. Конечно, герцог Кольдеронский мог потребовать, чтоб для него освободили большой

кусок пристани, и это бы сделали без споров. Но Риган старался не нарушать установления даже там, где это было вполне допустимо. Он следил, как легко развернулся флагман, словно был лишь небольшой рыбачьей лодочкой, и прошёл впритирку к молу. Совсем немного, даже не ткнул носом соседнее судно, и тут же с борта полетели швартовы, их поймали те, кто ждал на пристани.

Поодаль цепочкой вытянулись гвардейцы в чёрной с красным форме – из той резервной парадной сотни, которую император оставил себе – а почти у самого края мола Риган разглядел Сорглана. Непонятно, как он узнал, что корабли герцога подошли к столице. Должно быть, попросил, чтоб расставленные на ближайших скалах наблюдатели сообщали об этом и ему. Удивительно, как они разглядели флотилию в тумане. Значит, что-то разглядели.

Сорглан давно узнал, что к порту подходит «Крылатый», и был рад, что поспел к швартовке. Теперь он спешил к сходням, которые устанавливали со всей тщательностью. Герцог распорядился, чтоб графу помогли подняться на борт.

– Рад вас приветствовать, граф.

– Герцог? – произнёс Сорглан, едва только подошёл на такое расстояние, чтоб его можно было услышать без напряжения. Он сильно осунулся за те три недели, пока флотилия отсутствовала.

Риган коротко ему поклонился – со всем уважением к его возрасту и заслугам.

– Всё благополучно, милорд. Я привёз вашу дочь.

Граф слышимо вздохнул с облегчением. Чувствовалось, что ему хотелось бы закрыть глаза и дать выход тому напряжению, которое так долго его держало. Но приличия требовали соблюдать себя.

– Да славится Богиня-мать и все те, кто хранит наших женщин… Ингрид здорова?

– Она поправится, – уклончиво ответил Риган.

Сорглан посмотрел ему в глаза и быстро отвёл свой взгляд. Да и что тут было не понять?

– Скиольд?

– Мёртв.

– Вы?

– Нет. Он сам. – Граф непонимающе приподнял бровь, и герцог пояснил. – Не пожелал сдаваться в плен, прыгнул с борта в воду. Утонул.

– Ясно. Что ж…

– В поместье остались восемь его наложниц, у каждой – хотя бы по одному ребёнку, две беременных. Я пока их не беспокоил, оставил на месте. И их судьбу, и судьбу слуг Скиольда вы решите сами. Судьбу его людей решит император и его военные судьи. Да, ещё. – Риган увидел вытаскиваемые из его каюты сундуки и указал на них. – Это золото Скиольда. Всё за вычетом расходов на эту кампанию принадлежит вам. Забирайте.

– Не надо. – Граф смотрел в палубу. – Пусть его раздадут вашим людям. Как лишнюю премию. Пусть разделят.

– Они будут вам благодарны, – сдержанно поблагодарил герцог.

– Я могу забрать дочь?

– Вы обеспечили транспорт? Лучше всего медицинский. Она не сможет идти.

– У меня большой экипаж.

– Тогда прошу вас. – Риган махнул рукой. – Сейчас «Фаластар» пришвартуют к «Крылатому», прошу вас немного подождать… Хедаль! Проводи графа Бергденского к дочери. – И, ещё раз поклонившись Сорглану, спустился на берег. Дела с портовыми и военными чинами улаживал, как правило, его заместитель. Он же обсуждал самое главное с государем, которому одному считался подвластным.

Хедаль отвёл графа в каюту и сперва хотел остаться на случай, если знатному посетителю что-либо понадобится. Но когда увидел, как пожилой

воин с гремящей, так и не потускневшей славой, плачет, прижимая к себе хрупкую молодую женщину, которая борется с приступом тошноты и следами недомогания на лице, но пытается держаться бодро, смутился и поспешно вышел ждать снаружи.

Правда, Сорглан решил особо не задерживаться в гостях. Да и он был немногословен.

– Слава всем богам, ты жива, моё дитя, – проговорил он сквозь слёзы. – Мама будет счастлива. Она проплакала почти всё время.

– Как она? – слабо спросила Ингрид.

– Болеет. Но ты исцелишь её одним своим видом. Я в этом уверен.

– Она очень горюет? – спросила очень осторожно. – Я имею в виду, о Скиольде.

– Нет. Почти не горюет. За тебя она боялась куда больше, чем за него. Она ведь понимает. – Граф устало опустил голову. – Она уже смирилась с его смертью.

– Разве она знает? Уже?

– Она догадывалась, как и я. Твоя мама сумела признать, что Скиольд опасен, и иного пути нет. Хотя, конечно, эта рана будет кровоточить долго. Ну ладно. Вижу, ты плохо себя чувствуешь. Поедем. – Он уверенно стянул с себя плащ, завернул в него дочку и осторожно поднял на руки. Рабыня, которая ухаживала за Ингрид, тут же подскочила, поправила края плаща и натянула на голые ноги Ингрид шерстяные носки. Сорглан поудобней пристроил дочь на руках, так, чтоб она не сильно страдала, и понёс наружу.

Их действительно ждал экипаж, дверцы его уже распахнули и помогли графу занести внутрь больную. Плотно затворили дверки, и экипаж покатился по улицам города, неторопливо, выбирая самые ровные участки дороги, чтоб не растрясти Ингрид. А она прижалась к отцу и задремала, будто бы обессиленная этой встречей. На самом же деле её постоянно тянуло в сон, и это было одним из признаков благополучного выздоровления.

На корабле сворачивали паруса, но не аккуратно, так, как хранили, а кое-как, просто чтоб не мешались под ногами. Их ещё предстояло просушить. Хедаль благополучно обговорил со смотрителем порта то время, которое боевые корабли будут стоять у общего причала (вернее, не обговорил даже, а просто поставил в известность и попросил содействия, в котором смотритель не мог отказать), принял посланных рабочих и расставил их по местам. Потом отправил солдат и офицеров в казармы – их перемещениями должны были заняться позже – и теперь просто ходил по палубе, наблюдая за работой. Работы было очень много, после любого путешествия корабли нуждались в уходе.

Ещё краем глаза Хедаль посматривал на рабыню, бегающую туда-сюда с бельём, которое надо было постирать, и с посудой, которую надо было помыть.

– Эй! – окликнул он её. – Ты вообще ела?

– Нет, господин. – Девушка выглядела испуганной. – Я работаю, господин.

– Девочка, у всех здесь много работы, о тебе могут просто не вспомнить. – Хедаль, улыбаясь, покачал головой. – Надо научиться самой о себе заботиться. Например, забежать на кухню и перехватить чего-нибудь. – Настроение у него было лучезарное, хотелось с кем-нибудь поговорить, а девушка была так мила…

Она же, услышав его слова, пугливо опустила глаза. Раньше на неё обращали внимание только затем, чтоб наказать.

– Что вы, господин! В доме прежнего моего господина за это жестоко наказывали, за то, чтоб на кухне себе самой что-нибудь посмотреть… Воровство, мол.

– Ты теперь не у Скиольда, – успокоил он, но уже без улыбки, потому что припомнил рассказы крестьянок о том, что делали с ними ярл и его люди, и в памяти опять всплыли картины родного разорённого села. – Ты теперь у нормального хозяина будешь. Тебя не будут просто так обижать… – Он пригляделся с сочувствием и спросил. – И тебе досталось, верно?