Загадочные страницы русской истории

Бондаренко Александр Юльевич

В мемуарах адмирала А. С. Шишкова сохранилось описание, как великие князья Александр и Константин «с важным видом брали ружья и, как солдаты, при всех учились отрывисто и проворно делать ими на караул, на плечо, к ноге и проч.». Старшему брату было тогда двадцать, младшему — восемнадцать лет. Впрочем, Александр I не стеснялся отрабатывать ружейные приемы, даже будучи царем и победителем Наполеона.

И даже великая княгиня Александра Федоровна — жена будущего императора Николая I, — когда ее муж у себя в Аничковом дворце обучал гвардейцев шагистике, вставала на правый фланг шеренги и отрабатывала строевые приемы вместе с солдатами. Оригинальные супружеские утехи…

Парадные

мелочи, любовь к «фрунту», как именовался тогда солдатский строй, страсть к муштре закрыли от государей истинный смысл службы, реальные проблемы людей, защищающих престол и Отечество. А может, эта система была обусловлена тем, что российские монархи боялись своего воинства, особенно — гвардии? Век XVIII остался «эпохой дворцовых переворотов», вершившихся гвардией — независимой, свободолюбивой, дерзкой. Эти качества из полковых рядов можно было выбить только отупляющей, одуряющей муштрой. Ведь если строгость и дисциплина армию укрепляют, то муштра и издевательства, напротив, ее разлагают. Вот и старались, словно бы не видя, что из-за «плац-парадной эквилибристики» из войск уходили лучшие офицеры — наиболее образованные, подготовленные, умные. Впрочем, посредственностями в мирное время управлять легче. Будет война, лучшие возвратятся сами, защитят Россию и государя, а пока можно обойтись нетребовательными, исполнительными служаками. Пусть туповатыми, вороватыми — зато с ними спокойнее. Они лишнего не умствуют…

Цесаревич Константин говорил, что «война армию портит». Мол, люди забывают «фрунтовую» выучку и заражаются вредными идеями. Подтверждением его мыслей стали Отечественная война и последующие события.

Вот что писал бывший семеновский офицер декабрист Матвей Муравьев-Апостол: «1812, 1813 и 1814 годы нас познакомили и сблизили с нашими солдатами. Все мы были проникнуты долгом службы. Добропорядочность солдат зависела от порядочности поведения офицеров и соответствовала им. Каждый из нас чувствовал свое собственное достоинство, поэтому умел уважать его в других. Служба отнюдь не страдала от добрых отношений между солдатами и офицерами».

Другой декабрист, Иван Якушкин, вспоминал: «В 1811 году, когда я вступил в Семеновский полк, офицеры, сходившиеся между собой, или играли в карты, без зазренья совести надувая друг друга, или пили и кутили напропалую». В 1815 году, по возвращении из Заграничного похода, способы времяпрепровождения разительно изменились: «После обеда одни играли в шахматы, другие громко читали иностранные газеты и следили за происшествиями в Европе…» Тогда возникла знаменитая «Семеновская артель», где офицеры не только вместе обедали, но и вели разговоры по всяким волнующим их вопросам…

Командиром полка был с декабря 1812 года генерал- майор Яков Алексеевич Потемкин. Именно он способствовал утверждению здесь новых, гуманных отношений и даже разрешил, как пожелали все ротные командиры, отменить телесные наказания, что было в ту пору явлением исключительным.

В общем, в любимом государевом полку все шло прекрасно, и семеновцы могли жить спокойно, благословляя имя своего державного шефа… Но тут-то и выявилось то самое «павловическое» недоверие к армии.

В 1819 году командиром Петровской бригады стал «рыжий Мишка», как уважительно именовали в гвардии самого младшего государева брата — двадцатилетнего великого князя Михаила Павловича.

«Он был возмущен, — вспоминал Муравьев-Апостол, — узнав, что мы своих солдат не бьем, и всячески старался уловить Семеновский полк в какой-нибудь неисправности ночными наездами в караул и на дежурство. Но все это ни к чему не послужило. Всегда и

везде он находил полный порядок и строгое исполнение службы. Это еще более его бесило и восстанавливало против ненавистного полка».

Весной 1820 года генерал Потемкин был назначен командиром 2-й гвардейской дивизии, а полк, с заданием его «подтянуть», принял полковник Григорий Ефимович Шварц. В «Русском биографическом словаре» сказано: «Шварц был человек бескорыстный и трудолюбивый, но ограниченный; педантичная его строгость, доходившая иногда до жестокости и странно соединенная с нерешительностью, отсутствие всякого такта повели к тому, что, вступив в командование полком, он на первых же порах вооружил против себя всех, как офицеров, так и нижних чинов». В гвардии он ранее не служил, и офицеры видели в нем выскочку. К тому же был он «без образования, едва знал русскую грамоту, не имел дара слова». Однако Шварц был, как бы сейчас сказали, «человеком Аракчеева», а потому ему и прощались «отдельные недостатки»… Ситуация в российской действительности весьма нередкая.

Можно долго рассказывать, как рьяно разваливал он лучший полк российской гвардии. Полковник сам бил солдат, вырывал у них усы, плевал им в лицо; телесным наказаниям подвергались теперь даже заслуженные ветераны, награжденные Георгиевским крестом, что официально освобождало от наказаний. Солдаты были напрочь лишены свободного времени, не могли, как было заведено, ходить на вольные работы, что позволяло иметь нелишний дополнительный заработок… Офицеры пытались повлиять на командира, но бесполезно. Поэтому им оставалось только стараться как-то успокоить солдат.

Разумеется, о происходящем в Семеновском полку знали и в штабе гвардейского корпуса, и при дворе. Большинство генералов можно считать боевыми товарищами семеновцев — ведь вместе прошли Отечественную войну.

Барон Григорий Розен водил свою 1 — ю гвардейскую дивизию в атаку под Кульмом, где Семеновский полк заслужил георгиевские знамена, а он — чин генерал- лейтенанта. Но когда 5 июня на строевом смотре барон спросил, доволен ли полк новым командиром, и не получил ответа, — то должным образом на то не отреагировал. А командир гвардейского корпуса генерал-лейтенант Илларион Васильчиков на параде 26 августа, в день битвы при Бородине, где он командовал 12-й пехотной дивизией, вообще пригрозил семеновцам суровым наказанием…

Государь же в ту пору находился в Австрии, ибо больше занимался делами Европы, нежели России. Впрочем, последующие события показали, что «на доброго царя» уповать было нельзя — а ведь как любили Александра в полку!

В конце концов терпение иссякло. В субботу 16 октября 1820 года 1 — я гренадерская, так называемая Государева, рота самочинно выстроилась в коридоре казарм, чтобы высказать командованию свои претензии. Требования, если их точно сформулировать, были таковы:

1. Сократить изнурительные учения, отменить десяточные смотры и учения по праздничным дням.

2. Сменить жестокого полкового командира.

3. Улучшить материальное положение солдат в связи «с лишением их собственных достатков».

В общем, никаких «революционных ультиматумов», никакой анархии. И все могло бы закончиться достаточно тихо, если бы прибывшие вскоре в полк «рыжий Мишка» и начальник штаба гвардейского корпуса генерал Бенкендорф, лихой партизанский командир в 1812 году и будущий шеф жандармов, выслушали людей, а не стали сразу требовать «выдать зачинщиков». Не получив таковых, роту отвели в полковой манеж, где она внезапно была окружена солдатами л. — гв. Павловского полка, а позже — отконвоирована в Петропавловскую крепость.