Заговор богов
Шрифт:
Он поступил благоразумно, что не повернулся к потенциальному противнику спиной. Схватил извивающуюся девушку под мышку, пятился. Звероподобный индеец Джо, вылитая копия из романа Марка Твена, угрожая, сделал шаг, запустил лапу под грубую рубаху. Анджей ногой подцепил трехногий табурет, швырнул. Еще один – для чего пришлось перехватить Кристу за ремень на копчике. Она закружилась, как юла. Но один из метательных снарядов достиг цели, попав индейцу точно в лоб. Надо же. Индеец рухнул на стойку. Загремела витрина, обрушилась бутылочная шеренга. С воплем вылетел перепуганный хозяин – маленький, раскосый, с тремя волосинками. Но остановить побоище он уже не мог. Один из парней бросился на художника,
– Bastande! – вопил хозяин пулькерии. – Bastande! – видимо, «достаточно».
Продолжать это веселье не имело смысла. Анджей обхватил столешницу, рывком вознес ее над головой и, чувствуя, что срывает плечо, бросил в узкий проход… Вылетел из пулькерии, молясь, чтобы не пришлось искать по задворкам Кристу. Она стояла, шатаясь, как былинка на ветру, и, кажется, трезвела.
– Н-надо же, – проскрипела Криста. – Наше т-тернистое путешествие сплошь и р-рядом отмечено м-мелкими стычками с м-местными туземными п-племенами… Т-ты прямо ц-цивилизатор к-какой-то, Раковский… – завершение фразы ей пришлось исполнять уже на бегу – он тащил ее в машину. Филиппе за рулем потрясенно хлопал глазами.
– Дверь открой! – заорал Анджей. – И заводи быстрее!
Он впихнул Кристу в салон, сам влетал ногами вперед уже на ходу – Филиппе очень не понравились разъяренные индейцы, выбегающие из заведения. У одного в руках табуретка, которую он немедленно швырнул в машину, у других бутылки с алкоголем. Старик у входа в сувенирную лавочку с блаженным видом грелся на солнышке, пуская кольца ядовитого дыма…
Только у въезда на трассу Филиппе удалось справиться с заносами и избежать столкновения со стареньким грузовым «Фордом», который не собирался ему уступать. Одна бутылка все же попала в машину. Но заднее стекло устояло. Индейцы прыгали на обочине, изнемогая от бессильной ярости.
– Мерзавцы, – справедливо обозвал Филиппе индейцев и слегка притормозил. – Может, остановим, всыплем этим нехристям по первое число?
– Уже всыпал, – Анджей в изнеможении откинул голову.
– Что-то незаметно, – хмыкнул Филиппе. – Впрочем, дело хозяйское, – и он поддал газу.
– Не останавливай, парень, гони, – прошептал Анджей. – И лучше выбери какую-нибудь боковую дорогу. Номер машины эти твари видели – кто их знает, вдруг у них знакомства в полиции… Долго еще до Сантельеро?
– Долго, парень, – скорбно сообщил Филиппе. – Мы, считай, еще и полпути не проехали…
Вторая половина путешествия воспринималась урывками. Анджею казалось, он целый год не выбирается из Мексики. Криста, выпустив пар, превратилась в поникшее растение, свернулась в клубочек, уснула. Раковский тоже не выдерживал. Глаза закрывались. В последующие часы он просыпался раз десять, вскакивал, падал, искал приемлемую позу, видел жуткие сны и снова в панике просыпался. Едва он подавал признаки жизни, Филиппе начинал что-то говорить, но Анджей не слышал – мигом отрубался…
– Просыпайтесь,
Анджей просыпался мучительно. Стонала Криста, села, растрепанная, с безумным взором, сжала виски.
– Боже всемилостивый, как болит голова… Она сейчас треснет… Раковский, что я пила? И где все эти милые люди?..
Вести с похмельным существом трезвые беседы было рановато. Ночь еще не вступила в права, но небо было черное, как сажа. Горели и переливались выпуклые звезды. Машина стояла у края проезжей части освещенной фонарями площади. Массивные каменные здания с замшелыми фасадами, брусчатка, дерево манго в перекрестном свете фонарей. Напротив – если что-то значит мексиканский флаг на портале – административное здание с вычурным фасадом. Ходили люди, смеялись, сорили обертками и объедками, из подвального кабачка доносились звуки испанской гитары.
– Сантельеро, дружище, – повторил Филиппе. – Можно выйти, освежиться. По-моему, для мисс это крайне существенно.
– Для мисс существенно умереть… – простонала Криста.
– Прескверная штука – деревенский пульке, – прокомментировал Филиппе. – Нет, хозяева, если гонят для себя, подходят к делу с душой. Но вот когда на продажу… Уж лучше ослиной мочой давиться.
– Спасибо, Филиппе, за все, – сказал Анджей. – Дальше мы сами. Разберемся. Почтовое отделение здесь есть?
– Да вон, за углом. Государственное почтовое отделение. Кстати, мексиканская почта отлично работает. Послушай, приятель, ты уже собираешься отделаться от бедного Филиппе? – в голосе водителя сквозила праведная обида.
– Так надо, Филиппе, извини. Назад поедем завтра к вечеру. Уж найдем транспорт. Развлекайся на исторической родине, расслабься. Держи, – он сунул водителю пачку денег. – Здесь, как условились, и небольшая премия – за беспокойство, за бутылку в стекло…
Филиппе пошуршал бумажками.
– Много, приятель. Мы так не договаривались… – голос дрогнул.
– Много не мало, – успокоил Анджей. – Удачи, дружище. Аварий поменьше, детишек еще настругать…
Филиппе рассмеялся:
– Да настругать несложно. Кормить их кто будет?
Анджей уводил Кристу темными закоулками, постоянно озирался. Она покорно семенила, наступая на пятки. Страх сидел в подкорке. Кто их мог встречать в Сантельеро? Кто такой симпатяга Филиппе? Насколько он искренен?
Они выбрались из глухого переулка на тихую улочку в западной части города. Совсем иной мир. Вымерло все. Фонари не работали, свет в домах давно погасили. Лунный свет озарял приземистые дома с фундаментом из тесаного камня, кафельные стены. Ни одного прохожего.
– Где мы, Раковский? – шептала Криста, прижимаясь к плечу спутника. – Почему здесь нет никого?
– Первый час ночи… – Анджей тоже перешел на шепот, словно боялся кого-то спугнуть. – Здесь рано ложатся. На центральной площади еще болтаются полуночники, а в этом спальном районе…
– Мне страшно. Пойдем отсюда. Есть же в городе какие-то гостиницы…
– Помолчи. Если мне понадобится твое мнение, я его спрошу. Могла бы догадаться, детектив. В этом городе от силы две гостиницы, в которых мне страшно не хочется появляться…
Они прошли мимо темной вывески. Анджей подергался в запертую дверь. Вымершее царство. Готический собор на другой стороне дороги, возможно, при свете дня и не смотрелся, как собор Парижской Богоматери, но ночью производил величественное впечатление. Игольчатые фрагменты кровли уносились в звездное небо. Вертикальные части искусно объединялись в одно целое. Суровость чувствовалась в каждой архитектурной детали. Поблескивала мозаика над порталом. На первом этаже за мутными стеклами мерцал свет.