Заговор двух сердец
Шрифт:
— Дурака? — недоуменно переспросила она. — С чего ты это взял?
— Ну, я слышал, как Джимми говорил, что дедушки и бабушки обычно делают из внуков дураков.
— Вот что. — Тилли облегченно вздохнула. — Джимми подразумевал, что все бабушки и дедушки портят своих внуков.
— Мама.
— Да? — Она повернулась к Жозефине.
— А меня бы они любили, Виллины дедушка и бабушка?
— Конечно, очень. Да, они бы очень тебя любили.
— Даже если мое лицо не похоже на Виллино? — Девочка отпустила вожжи
Улыбка сползла с лица Тилли.
— Они бы очень тебя любили, — заверила она твердо.
— Не потому, что ты моя мама?
Вопрос был странным, и Тилли замялась, прежде чем ответить этому слишком прозорливому представителю рода человеческого.
— Нет, не потому, что я твоя мама, а за то, что ты такая, какая есть.
Девочка, глядя прямо перед собой, прошептала:
— Какая я есть. — Потом она внимательно посмотрела на Тилли и поинтересовалась: — А люди всегда кидаются камнями в людей другого цвета?
— Нет, конечно, нет. А кто кидался камнями? — Тилли повернулась к молчавшему Вилли, потом снова к Жозефине и повторила: — Так кто кидался камнями?
— Кристина не велела тебя беспокоить. Она сказала, что они просто глупые мальчишки.
— Когда они кидались камнями?
Жозефина поджала губы и передернула худенькими плечами. Тилли повернулась к сыну и строгим голосом потребовала:
— Вилли, расскажи мне, кто кидался камнями?
— Какие-то дети, мама, из-за калитки.
— Когда?
Он немного подумал и ответил:
— В воскресенье.
— В прошлое воскресенье?
— Да, мама.
— А до этого?
— Тоже.
— Можешь вспомнить, когда?
— Ну… день был ясный, у них были каникулы, и они были одеты в выходные костюмы.
Протянув руку, Тилли отвела прядь над бровью сына, прикрывающую шрам — рваную линию, оставленную грубо зашитой раной, приведшей к его слепоте. Она моментально припомнила, что несколько недель назад, проходя через холл, видела, как Кристина о чем-то торопливо разговаривала с отцом. Дети стояли рядом, но когда она спросила, в чем дело, Пибоди ответил: «Хозяин Вилли наткнулся на ветку. Немного поранил бровь».
— Это от камня, Вилли?
Мальчик несколько раз моргнул и пробормотал:
— Да, мама. Но Кристина не виновата, она выбежала и прогнала мальчишек.
Тилли почувствовала, что сейчас свалится с седла. Но в ту же секунду она овладела собой и уже сидела прямо и уверенно. Всю свою жизнь она страдала от жителей деревни. И вот теперь из-за Жозефины у них появился новый повод для скандала. Но Жозефина — это одно, а ее сын — совсем другое. Деревня в лице миссис Макграт сделала мальчика слепым на один глаз, а этот камень мог лишить его остатков зрения в другом — ранка была глубокой и находилась как раз у виска. Полдюйма ниже, и они попали бы ему прямо в глаз.
Она ощутила знакомый прилив
— Поехали! Нам предстоит прогулка.
Малыши послушно повернули своих пони и двинулись за ней к дому. Причем ни один из них не воскликнул, как обычно: «Мы поедем далеко, мама?» Они молчали.
У сторожки Тилли натянула поводья и позвала:
— Джимми! Джимми!
Она знала, что у Джимми сегодня выходной. Когда он появился в брюках и рубашке, то, увидев ее, быстро застегнул все пуговицы и спросил:
— Да, Ти…, мэм?
— Не сходишь ли ты на конюшню и не попросишь Артура или Майерза, кто свободен, оседлать лошадь и поехать со мной, да побыстрее?
— Да, разумеется, мэм. В какую сторону надо ехать?
— Я еду в деревню.
Брови молодого человека поползли вверх, и он повторил:
— В деревню!
— Да, Джимми, в деревню. Иди скорее, я очень тороплюсь. — С этими словами Тилли вынула часы и взглянула на них.
Постояв какое-то время с открытым ртом, Джимми развернулся и побежал в конюшню.
Часы показывали половину одиннадцатого. Большинство деревенских жителей сейчас в церкви, дети тоже. Пастор Портман читает свою обычную проповедь, и через три четверти часа она окончится, церковь опустеет.
Джимми, торопясь выполнить ее распоряжение, забыл открыть ворота, так что ей пришлось спешиться и сделать это самой. Не страшно, в бриджах это делать легко.
Тилли повела свою лошадь по дороге. Молча пройдя некоторое расстояние, Вилли спросил:
— Ты на меня сердишься, мама?
Тилли повернулась к нему, горло сдавил спазм, но она ласково ответила:
— Нет, сынок, я на тебя не сержусь.
— А на кого ты тогда сре… сердишься? — Это вступила Жозефина.
Тилли взглянула на нее и сказала:
— Не на тебя, дорогая.
— Ты сердишься на деревню?
— Да, можно и так сказать, что я сержусь на деревню.
— И ты хочешь пока… пока?…
— Да, некоторым образом я собираюсь покарать их, милая, — проговорила Тилли и с горечью добавила уже для себя, глядя прямо вперед: — Теперь самое время. И на этот раз я поведу себя в соответствии с тем именем, которым они меня наградили. Да простит меня Господь!
Немного подождав на повороте, они вскоре услышали топот копыт и увидели самого Артура Дрю.
Остановив лошадь, Артур глубоко вздохнул и спросил:
— Ты в порядке, Тилли?
— Да, Артур, со мной все в порядке.
— Ты хочешь, чтобы я что-то сделал?
— Да, Артур. — Она помолчала. — Я хочу, чтобы ты ехал немного позади нас, когда мы въедем в деревню, а когда мы остановимся, остановись и ты. Я просто хочу, чтобы ты демонстрировал силу. Ты понимаешь, о чем я? Своего рода престиж — хозяйка усадьбы с детьми выехала на прогулку в сопровождении грума. Понятно, Артур?