Заговор генералов

Понизовский Владимир Миронович

Вот тогда-то Владимир Ильич и решил, что предстанет перед судом. Но этот суд он превратит в суд над Временным правительством и контрреволюцией!.. Днем седьмого июля он написал заявление в бюро ЦИК Советов: протест против обыска на Широкой и свое согласие явиться в назначенное Советом место для ареста.

Мнения товарищей раскололись. Одни поддержали намерение Владимира Ильича, другие категорически возражали. Особенно горячо запротестовал Серго: «Разве не ясно, что погромщики замышляют не суд, а расправу? Вас же убьют, Владимир Ильич! Растерзают!..»

Ленин настаивал, хотя Серго видел, что его слова кажутся Владимиру Ильичу убедительными. Приняли компромиссное решение. Серго и Ногин отправились в Таврический дворец

для переговоров с представителями ЦИК и Петроградского Совдепа об условиях содержания Ленина в тюрьме. Вызвали члена президиума, меньшевика Анисимова. Поставили условия: надо, чтобы Ленин был до суда помещен в Петропавловскую крепость, где гарнизон был настроен большевистски и не допустил бы самосуда. Или, если отправят в «Кресты», ЦИК должен гарантировать, что Ленин не будет растерзан юнкерами по дороге. И еще одно условие: Ленин предстанет перед гласным судом. Если ЦИК готов взять на себя всю ответственность за сохранность жизни вождя большевиков, то Анисимов вечером на автомобиле подъедет к условному месту и, встретив Ленина, сам сопроводит его в тюрьму. «Даете абсолютные гарантии? Но если что-нибудь случится с нашим Ильичем — перебьем вас всех!..» Анисимов колебался. Серго видел, что меньшевика охватил страх. И убедился: никаких гарантий тот дать не может. Не дождавшись его ответа, заявил: «Нет, мы вам Ильича не дадим!» Ногин был согласен с Серго. Оба они поспешили назад к Ленину, на квартиру рабочего Аллилуева, где Владимир Ильич ждал их. Рассказали об итогах своего визита в Таврический. Серго решительно заявил: «Вы должны немедленно покинуть Питер!» Готов был сопровождать его. Чтобы охранники не выследили Ленина, если заприметили самого его, пошел в ближнюю парикмахерскую и сказал: «Остригите наголо». Глянул в зеркало: без буйной своей шевелюры он сразу сделался неузнаваемым. Но когда вернулся к Аллилуевым, Владимира Ильича уже не было — он покинул квартиру в сопровождении другого товарища.

Через день в редакции газет «Новая жизнь» и «Пролетарское дело» были переданы письма Ленина, в которых Владимир Ильич объяснял мотивы, по которым решил не отдавать себя в руки милюковых и алексинских, в руки разъяренных контрреволюционеров.

Спустя несколько дней Яков Михайлович Свердлов передал Серго задание ЦК:

— Будете поддерживать связь Центрального Комитета с Ильичем. Доставите наши последние документы, расскажете подробно о нынешнем положении и получите у Ильича инструкции для нас и его статьи.

И рассказал о маршруте, назвал пароль. Первым пунктом на пути к конспиративной квартире Владимира Ильича был дом рабочего-большевика Николая Александровича Емельянова на станции Разлив в двух остановках от Сестрорецка. Серго выехал вечерним поездом, чтобы добраться до Разлива ночью — так было безопасней. Пакеты с документами ЦК спрятал на груди, под рубахой.

В дороге, под ритмичные перестуки колес, снова вспомнилось, как добирались они из Якутска до Питера. С каким настроением ехали! Казалось, уже все, полная победа!.. Такая же легкая, как там, в бывшем краю ссылки.

Тогда, в начале марта, примчавшись на своих сивых-буланых с бубенцами из Покровского в Якутск, он сразу же окунулся в круговорот, вместе с Емельяном Ярославским, Клашей и Григорием Ивановичем Петровским начал наводить революционные порядки. Тотчас объявили о свержении власти губернатора. Барон фон Тизенгаузен попытался затребовать из Иркутска военные подкрепления. Через товарища-большевика, служившего на почте, телеграммы губернатора сразу стали известны. Большевики заявили, что самоуправства свергнутых чиновников рухнувшего режима они не потерпят. Собрали в клубе приказчиков митинг. Пришли, приехали ссыльнопоселенцы со всей округи, рабочие, жители Якутска — еле-еле вместил клуб. Заявились при полном параде, орденах и оружии губернатор и полицмейстер. Торжественно заявили, что они тоже приветствуют революцию

и свержение самодержавия «и в знак этого добровольно сдают власть и оружие». Серго принял от барона шпагу, а от жандарма-полицмейстера — шашку. Грянули аплодисменты. Их сменила «Марсельеза».

Двадцать третьего мая вместе со всеми своими товарищами Серго первым пароходом выехал из Якутска. Перед отъездом написал в альбоме, неизвестно кем задуманном, названном «Память о Якутской политической ссылке»: «Прощай, страна изгнания, страна-родина. Да здравствует Великая Российская Революция! Да здравствует Всемирная Революция! Да здравствует Социальная Революция!»

Пароход сделал остановку в Покровском. Серго вместе с Емельяном, Клашей и Григорием Ивановичем зашел за Зиной в школу, прямо посреди урока: «Собирайся, женушка! У нас час времени!» Прибежали в их дом. Мать заплакала: «Дочь уезжает — камень в воду падает…» — «Не надо, мама, скоро приедете к нам в Питер!..»

Пароход тащился по Лене две недели. Ярославские ждали прибавления семейства — Клаша была на последнем месяце беременности. «Не бойся, если случится в пути — я приму!» — шутил Серго. Высадились, не доезжая Иркутска, на пристани Качуги и оттуда — подводами, целым караваном, по душистой, в разноцветье степи. Ночевки у полыхающих костров, песни. Счастливейшие, беспечнейшие дни его жизни… Только в конце июня добрались они до Петрограда.

С вокзала Петровский повез Серго и Зину к себе домой: у него они пока и будут жить. Познакомил со своей женой Домной Федотовной. Как она их обласкала!.. В тот же вечер Григорий Иванович и Серго отправились на Широкую, на квартиру к Елизаровым — к Ленину.

Больше пяти лет не видел он Владимира Ильича. С Пражской конференции…

И закружилось, завертелось: что ни день и час — встречи с давними товарищами, заводы, казармы, митинги, заседания, совещания… Да, на поверку оказалось все в тысячу раз сложней, чем представлялось в Якутске и в сверкающей разнотравьем иркутской степи…

Дачный поезд прибыл в Разлив за полночь. Серго нашел дом Емельянова. Но самого хозяина не было, открыла его жена. Серго назвал пароль. Она лишь недоуменно пожала плечами. Тогда он прямо сказал: «Мне нужно увидеть вашего гостя». Женщина замялась: «Не знаю… Никого у нас нет», — «Есть, есть!» «Нет, никто не гостюет». Что же делать? У него срочное задание ЦК. «А где сам хозяин, Николай Александрович?» — «Не знаю». Этак и несколько суток прождешь… Женщина уступила. Ушла в дальнюю комнату, вернулась с заспанным мальчуганом лет десяти: «Сынок проводит вас к отцу».

Мальчуган росной высокой травой повел его из поселка через поле к озеру. Показал на лодку, укрытую в осоке. Сел за весла. Они переправились на другой берег. Серго решил, что Владимир Ильич живет на какой-нибудь даче. Мальчуган бодро вышагивал по едва приметной тропинке. Наконец остановился около скирды сена. Окликнул: «Папань!» Вышел неизвестно откуда рослый мужчина. Серго назвал пароль. Услышал отзыв. После этого объяснил: срочно нужно к Ленину. В этот момент опять же неизвестно откуда, словно из-под земли, появился еще один человек. Подошел. Поздоровался. Серго мельком взглянул на безбородое, безусое его лицо, подумал: «Еще проводник». Тогда незнакомец хлопнул его по плечу: «Что, товарищ Серго, не узнаете?» и весело рассмеялся. Так — от души, весело, заразительно — умел смеяться один Ильич…

Потом Серго не раз добирался сюда, за озеро, в шалаш, оборудованный под скирдой сена на площадке, расчищенной от кустов, — в «зеленый кабинет», как назвал свое обиталище сам Ленин. В этом «кабинете» мебелью служили ему два чурбана. Один чурбан — это стол, другой — стул. Еду Владимир Ильич готовил тут же, на костре. Потчевал и связного. Каша попахивала дымком. И снова вспоминались Серго ночные костры в иркутской степи. И так же было хорошо на душе. Если шел дождь, они забирались в шалаш, где шуршали полевки.