Заговор, которого не было...
Шрифт:
Он шел пешком домой из облпрокуратуры и размышлял и о смысле жизни, и о будущем. Вот дочь рисует неплохо, может, и образуется со временем из нее художница. И о деле, которым занимался перед самым уходом с работы, думал. Дел-то у него в производстве, как и у каждого «важняка», навалом. Но это его главное дело.
Убийство явно совершено группой людей, вооруженных холодным оружием. Убили с особой жестокостью. Вроде бы, его опыт показывал — так убивают предателей, членов банды, совершивших позорящий уголовника законного поступок. Когда идут на «мокрое дело» ради наживы, нет смысла
И, что интересно, следы старательно оставлены так, чтобы было впечатление, что орудовал один человек.
Ну, да это, как говорится, семечки для опытного криминалиста. Пал Палыч, эксперт-криминалист облпрокуратуры, первым, кажется, предположил:
— Убивала банда. А старались изобразить, что убивал один.
Дома уже ждала Валентина. Вкусный, чуть сладковатый запах картошки, жареной на сковороде с вареной колбасой и репчатым лучком на подсолнечном масле, ударил в ноздри уже в прихожей, сразу, как открыл дверь.
Да некогда принюхиваться было. Теплый, пушистый, ласковый клубочек с разбегу уперся в ноги. Он поднял теплое тельце дочери, поцеловал в зажмуренное от восторга личико.
— У нас все в порядке?
— У нас все в порядке! — торжественно заверила дочь, глядя на лицо отца распахнутыми от счастья глазами.
— Ни с кем в садике не ссорилась?
— В меня Васька Корнеев влюбился.
—Так уж и влюбился? Признался, что ли?
— Нет, еще не признался, а когда гуляли во дворе с Марией Павловной и с группой, он меня толкнул.
— И ты сделала вывод, что он влюблен?
— Конечно, папуля, он же только меня толкнул.
— Нам бы, следователям, вашу логику, мы бы все преступления давно пораскрывали.
Дочь почувствовала — как всегда сразу — усталость и напряжение отца, спросила, жалостливо заглядывая в его глаза:
— Не получается?
— Не получается пока, доченька. Но обязательно получится.
— Ты только не опускай руки, — посоветовала дочь. — У меня так тоже один раз было. Мы из разных кусочков картину собирали. Ну, у каждого такая гора кусочков, на каждом кусочке картона нарисована какая-то часть картины, надо собрать это вместе, и тогда выйдет целое.
— Очень похоже...
—Так вот, у меня то ноги никак не присобачивались, то глаза не подходили. Я спешила, чтоб первой собрать, и чем больше спешила, тем больше путаницы у меня выходило, чудище какое-то. А как успокоилась и не стала думать, чтоб скорее, а просто стала искать, чтоб сходилось, все и вышло. Ты, главное, папуля, не спеши.
— Эх, дочушка, меня тоже сроки поджимают. Но мысль ясна. Не буду спешить, обещаю тебе.
—А играть в прятки мы сегодня будем?
— Никаких игр, — раздался из кухни голос Валентины, — руки мыть и к столу, борщ стынет.
— Мы только разочек.
— Никаких разочков. Оставь отца в покое, он устал.
— Давай так,
— Идет. Только ты не спеши. Понял?
— Понял, понял.
За шесть лет жизни дочери он давно изучил все места, где она могла спрятаться в их скромной однокомнатной квартирке, так что, помыв руки, несколько секунд делал вид, что не знает, где искать, спрашивал:
— И кто бы мне подсказал где искать? Ну, не знаю я...
Из-под дивана, самого для него труднодоступного места, раздавался сдавленный довольный смех.
— В шкафу нет, в комоде нет...
Смех усилился...
— За шторой нет... В вазе с цветами нет...
Смех уже трудно было удержать. Можно себе представить, какое впечатление об умственных способностях отца будет у ребенка после таких игр, зато сколько удовольствия...
— Ну, разве что под диваном... Эх, не стариковское это дело под диваны лазать...
— А-а-а-а-а-а-а-а-а...
— Если вы сейчас же не явитесь на кухню, я не знаю, что с вами сделаю, — в дверях, упершись одной рукой в бок а в другой держа ложку для жарки на длинной ручке, стояла Валентина. И на губах ее цвела совсем не сердитая улыбка.
После завтрака жена, быстро помыв посуду и убрав на кухне, ушла в ванную комнату мыть дочери голову, а Михаил разложил на круглом кухонном столе, на полу свои бумаги, схемы, вычерченные графики преступлений, совершенных за последние два года, маршруты возможного передвижения банды по стране, и ломал голову, за что ухватиться.
Итак, что мы имеем? Кордин убит. Лебедев, раненый, обгорелый, пока давать показания не может. Глаза полубезумные, черными губами что-то шепчет, дрожит. Сильное сотрясение мозга. Видимо, в результате ударов по голове. Словом, врачи обещают, что жить будет, но показания пока дать не может. Тем более ничего не может рассказать об обстоятельствах нападения, о внешности грабителей и убийц.
Спал... на переднем сиденье... Потом удар в затылок, и боль вот тут. Потом кровь шла. Потом били... Лица все слились вместе... если покажете, может, и опознаю... Атак, чтобы описать... нет... Потом запах бензина. Меня один из них бензином облил... Потом бежал куда-то, боялся очень, и бежал, полз, шел, бежал, полз... Потом стучал в окно. Потом потерял сознание. И ничего более не помню... А что, гражданин следователь, корешок мой, Кордин, живой, нет?
Что мы еще имеем? Число нападавших. По воспоминаниям Лебедева, их было, «кажется, трое».
Один из них, как минимум, курящий. Потому что спички искал. И только потом — из канистры... Лебедев запомнил фразу, сказанную одним из убийц другому:
—Дай спички...
Так что мы имеем? А ни хрена, извиняюсь, мы не имеем. Что говорит судмедэкспертиза? Ага, вот справа... Так, жертву неоднократно били ножом, в спину, в бок, в грудь, в сердце. Были удары как бы спонтанные — куда ни попадя. И были точно нацеленные — в сердце, например. Гематомы по всему телу. Странгулляционная борозда на шее: душили. Но умер от удара в сердце. Еле живого, истекающего кровью, проволокли несколько метров, сбросили в овраг, забросали ветками...