Заговор красного бонапарта

Солоневич Борис

Глаза обоих встретились, стремясь прочесть что-либо в душе другого. Но оба были старыми, травлеными, матерыми партийными волками и привыкли к борьбе и выдержке. Несколько секунд длилось молчание. Ежов первый отвел глаза.

— Ну, что ж, — вздохнув, проговорил он. — Не будем медлить. Надо срочно выходить из положения. Пойдем в кабинет Сталина. Туда я уже кое-кого из Политбюро успел вызвать.

Тухачевский удивленно поднял на него глаза, но ничего не спросил. Молча маршал и нарком последовали за Ежовым. Пройдя по нескольким низким кремлевским коридорам, все трое вошли в кабинет личного секретаря Сталина и начальника его личной охраны. Там, по заведенному порядку, все оставляли оружие. Тухачевский секунду помедлил, отстегивая свой наган. «Все равно — ведь Сталина уже нет в живых», подумал он. Но привычка к военному порядку и упорный взгляд вытянувшегося Петерса, — коменданта Кремля, — заставили его молча положить оружие и последовать по коридору за Ежовым. Только один Ягода знал, что в стены этого коридора вделаны громадной силы рентгеновские аппараты, проверяющие,

нет ли у проходящих к Сталину спрятанного оружия. Но теперь Ягоде не до мыслей о правильном функционировании охранительного аппарата. Ведь скоро охранять нужно будет кого-то другого. Того, кто еще станет на пути к власти самого Ягоды. Ведь борьба за эту власть не прекращалась ни на секунду…

Ежов открыл дверь кабинета и пропустил туда сперва Тухачевского, а потом Ягоду. В небольшой простой комнате, за широким письменным столом сидел и спокойно улыбался. сам Сталин. Тухачевский, зная, что Сталин иногда заменяет себя своими двойниками, пытливо взглянул ему в лицо и нервно спросил: —Слушай, Иосиф… Это ты… Или?..

— Я… Я сам, собственной персоной, — усмехаясь ответил Сталин, пожимая руку маршала. — Без ошибки. Факт.

Теперь сомнений уже не было. Глухой спокойный голос с грузинским акцентом был единственным и неподдающимся подделке. Тухачевский медленно провел рукой по лбу, кивнул головой сидевшему в кабинете Кагановичу и, словно в бессилии, опустился в кресло. Между тем, в это время между Ягодой и Сталиным происходил секундный поединок глаз. Несмотря на всю свою выдержку, Ягода был взволнован… Еще накануне он лично говорил со Сталиным и убедил его полететь на «Максиме». Но до последнего момента никто не должен был знать, что Сталин будет на прогулке, и было решено никаких подмен двойниками не устраивать. Что, в самом деле, могло случиться в тихий день с громадной машиной в простом полете над Москвой? На самолете того типа, который мог свободно пересечь Ледовитый океан над полюсом и снизиться в Сан-Франциско? Какая авария могла быть с самолетом, который даже на половине своих моторов спокойно мог опуститься в любом месте? На самолете, построенном самим Туполевым, управляемом первоклассным летчиком и уже испытанном в пробных полетах?.. Именно на твердом расчете, что Сталин лично будет участвовать в полете, был построен весь план Ягоды. А тут… Сомнения не было, что за столом сидит Сталин, а не его двойник. Что это — случайность или… недоверие? Неужели его игра разгадана?

Ягода, впившись глазами в лицо Сталина, не видел, с какой торжествующей усмешкой смотрел на него самого Ежов. Но секунды проходили. И какие секунды!.. Ягода, наконец, опомнившись, бросился к Сталину.

— Ну, слава Богу, Иосиф, что ты остался здесь.

Голос Ягоды звучал уже почти спокойно и непринужденно. Радость его была инсценирована прекрасно. Он был подлинно стальным человеком и ничто не могло надолго вывести его из равновесия.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Сталин, добродушно пожимая руку наркома. — Это, вероятно, в первый раз наш милейший Генрих Бога вспомнил. Ха-ха-ха… Вот что значит, когда человек волнуется, увидев своего любимого вождя живым и здоровым, вместо котлеты. Мне мой ангел-хранитель шепнул, что лучше не лететь… А вот ты, Генрих, как ты мог это проворонить?

В голосе Сталина, несмотря на мягкую шутливость тона, прозвучало что-то грозное. Ягода деланно спокойно пожал плечами.

— А чорт его знает. Я немедленно подниму всех на ноги, чтобы раскопать эту историю до самых корней. Всего никогда учесть невозможно. Все было проверено до точки. Кстати и все семеро летчиков были вне всяких подозрений. А враг пробрался, все-таки.

— Да, конечно, конечно, — с чуть заметной насмешливостью поддакнул изящный Каганович, стремясь рассеять грозовое напряжение. — За всем не усмотришь! Это, как у меня недавне в Нижнем был «один вредительский процесс». Вызвали туда, как эксперта, одного ста-а-а-рого профессора. Тот бубнил, бубнил… Председателю надоело, он и спрашивает прямо: «Да вы мне, товарищ профессор, прямо скажите — можно считать, что сюда контрреволюция влезла?» А тот пожал плечами и покачал лысой головой. «Ничего не могу вам сказать, товарищ председатель. Пути контрреволюции неисповедимы…»

Сталин опять рассмеялся.

— Неисповедимы, говоришь? Ну, ну… Но только для нас, марксистов, это никак не объяснение. У нас случайностей и мистики быть не должно… Вот что. Генрих, — обратился он к Ягоде и голос его стал сухим и твердым. — Мы тут налету обсудили создавшееся положение и считаем, что ты, к сожалению, начал выпускать вожжи из рук. Оно и понятно — столько лет без отдыха ведешь громадную работу. Не мог не устать. Заработался. Вот мы и решили дать тебе немного отдыха. Так что я пока перевожу тебя на должность Наркомсвязи. А свой наркомат передашь Ежову.

После этих слов воцарилось напряженнейшее молчание. Ягода смотрел в черные непроницаемые глаза Сталина и кровь отливала от его сердца. Какие-то змейки не то ужаса, не то озлобления поползли по нервам. Лихорадочно заработал мозг. Момент был решающий. Ни своих опасений, ни своих мыслей высказать здесь было нельзя.

— Ну, что ж, Иосиф, — так же спокойно ответил он. — Я, пожалуй, и сам бы не прочь отдохнуть. Тебе виднее, что и как лучше для страны и революции.

Острые глаза Ежова не заметили в своем противнике никаких внешних следов волнения и растерянности. Он с некоторым удивлением взглянул на Сталина, который одобрительно крякнул, как бы невольно хваля стальную выдержку Ягоды.

— Ну, вот и отлично, Генрих. Так и решим… Пока что будем держать это решение в секрете. Ты пока строго

обследуй аварию «Максима» и потом потихоньку подготовь Наркомат и дела к сдаче Николаю.

— Есть, товарищ Сталин. Во всяком случае, командира звена истребителей и начальника летного отряда я сейчас же расстреляю.

— Ну, это дело твое, — пожал плечами Сталин. — Для острастки неплохо. Пусть другие внимательнее будут. Да и приготовь, кстати, данные для официальной версии причин аварии. Лучше всего, думаю, сказать о внезапном помешательстве пилота. Всем, кто был при отлете, дай срочное приказание молчать, что я был в «Максиме». Те, на машине, никому уже не скажут… А теперь, Генрих, иди двигай свои дела…

Ягода пожал протянутую ему Сталиным руку, кивком головы попрощался с молчаливо смотревшими на него Тухачевским, Кагановичем и Ежовым и направился к дверям. Сталин встал проводить его и дружески потрепал отставленного наркома по плечу.

Сохранивший все свое самообладание, Ягода прекрасно понял, что означало присутствие маршала Красной армии в этой комнате. В возможном бою за власть Сталин хочет использовать против него силу армии. Ну, что ж, может быть, еще поборемся.

Когда Ягода взялся уже за ручку двери, его остановил голос Сталина.

— Генрих. Вот что еще я хотел тебе этак, по-дружески, сказать: пожалуйста, без глупостей… Понимаешь?

Фраза была сказана тихо и спокойно, но в голосе Сталина Ягоде послышался лязг металла. Он понял, что его планы разгаданы, что проницательный грузин читает его мысли. «Глупости»?.. Нет, не в глупостях дело. Пусть его блестящий шахматный ход с Благиным оказался ловко отпарированным. Но проиграна ли только одна эта комбинация или вся жизненная партия? Пока эту игру необходимо срочно свести к ничьей. А потом, потом? Там будет видно!

И Ягода спокойно, пожав плечами, уверенно вышел из кабинета.

Обращение Николая Благина к народам России [19]

«Братья и сестры! Вам выпало нести тяжелый крест, живя в стране коммунистической заразы, где на троне царствует красный кровавый империализм, где эти бандиты, каторжники и убийцы, самозванцы и авантюристы, жулики и негодяи, идиоты, сумасшедшие, кретины и дегенераты, именуют себя маркой ВКП(б). Пусть каждый из вас не забывает, что это ВКП(б) означает: Второе Крепостное Право (бандитов).

Запомните же имена и те лица самозванцев, которые восхваляют себя, называя любимыми, мудрыми вождями народа. Пусть каждый из вас не забывает голода 1921–1933 годов, когда ели не только собак и кошек, но и людей. А в это время бандиты-коммунисты устраивали торгсины для Николай Благин приезжей дряни из-за границы, чтобы замазать ей глаза. Дескать, как вы хорошо живете! В этих торгсинах на золото и иностранную валюту можно было купить, что душе угодно, только не вам, братья и сестры. В то время, как вы голодали, бандиты-коммунисты экспортировали по грошевым ценам за границу продукты лучшего качества. Якобы здесь в стране советов все хорошо, все благополучно-

Не забывайте, братья и сестры, как было все „хорошо“ и „благополучно“. В то время, когда из вас тянули последние жилы принудительными займами и т. п., когда вы действительно своим потом и кровью зарабатывали себе на кусок хлеба, килограмм гнилых овощей и тухлую рыбу, в это время бандиты-коммунисты закатывали попойки, балы и дикие оргии с проститутками, растрачивая миллионы народных денег. Не забывайте этого никогда, братья и сестры! Не забывайте за что был убит бандит Киров. Вам слишком примелькались рожи бандитов-самозванцев: Сталина, Кагановича, Димитрова и других коммунистов-авантюристов. Помните кого надо бить первого в случае войны. Война должна быть обязательно, чтобы освободить вас от цепей рабства, тяжелого крепостничества, кровавого большевизма, сумасшедших коммунистов. Никогда нигде во всем мире не будет спокойно до тех пор, пока не будет до конца уничтожен, — с корнем, до последнего бандита-коммуниста, — коммунизм, эта тифозная вошь на теле всего человечества. И как бы эти бандиты ни заверяли всех, что они не хотят войны, это наглая ложь! Коммунисты, при удобном случае, сеют везде смуту, разруху, нищету и голод. И если они не хотят войны, так это потому, что знают, что это будет их последняя битва, в которой коммунизм сотрут с лица земли, словно заразную бациллу.

Братья и сестры! Помните и мстите до последней капли крови тем, кто хвалит и в восторге от советской власти, где царствует бандитизм коммунистов.

Братья и сестры! Завтра я своим самолетом врежусь в самолет имени „босяка Максима Горького“. Это произойдет не случайно. Я убью не один десяток лодырей-бандитов, коммунистов, которые именуют себя ударниками и катаются на вашей шее. Этот самолет, который построен на ваши кровные деньги, по принуждению, я знаю, что он упадет на вашу шею. Но терпите, братья и сестры, всякому терпению бывает конец. Перед смертью я объявляю вне закона всех коммунистов и тех, кто сочувствует им. Я умираю, но вы — вечно помните Николая Благина, который отомстил и умер за русский народ. Летчик Николай Благин. Москва, 17 мая 1935 г.»

19

Примечание издательства. Мы нашли нужным напечатать письмо летчика Н. Благина к народам России, как исторический документ. Ведь сам Благин пожертвовал своей молодой жизнью в борьбе с коммунистическими насильниками.