Заговор красного бонапарта
Шрифт:
В конце концов, он и сам был рад радости молодежи. Но, сделав раздосадованный вид, проворчал:
— Да, конечно… Дайте мне вашу тренировку, я вас в чистом виде обставлю.
— Возможно, что последний патрон бракованный попался, — великодушно заметил снайпер. — Это частенько бывает,
— Вероятно… Но, впрочем, как же я могу нашу прекрасную королеву обставить? Это было бы совсем даже не по-рыцарски.
Таня, с каким-то внезапно вспыхнувшим подозрением, поглядела на смеющееся лицо рабочего, но взгляд того был ясным и непроницаемым.
— А где ваш четвертый мушкетер? —
— Д'Артаньяшка-то? — переспросил Ведмедик, переминавшийся с ноги на ногу и горевший желанием поскорее посмотреть мишень своего соперника. — Да он что-то в театре малюет. Занят больно — не подступись!
Пенза и Таня продолжали лежать на войлоке — до команды отбой вставать с линии огня запрещалось — и оживленно обменивались замечаниями об их маленьком стрелковом матче. Внезапно Ведмедик, топтавшийся сзади, обернулся к Полмарксу и нечаянно наступил своим подкованным военным башмаком на ногу лежавшей Тани. Та вскрикнула.
— Ах, Танюшенька, прости за ради Бога! — испуганно воскликнул снайпер и его розовое юношеское лицо даже побледнело. — Ей же Богу, нечаянно!
— Нечаянно, — сердито заметил Пенза, глядя на капли крови, выступившие на ноге, покрытой ссадинами. — Право, вы даже не медведик, а просто слон.
— Вот чортова шляпа, мать твою, — с неожиданной яростью воскликнул Полмаркса, наклоняясь над раненой девушкой. — Ты даже не слон, а хуже… Или, марксически говоря, если, тезис — человек, антитезис — обезьяна, то синтез — как раз ты… Дубина!
Глаза Тани были полны слез. Нога ее покрылась кровью. Видимо, тяжелый ботинок повредил также и сухожилия ступни.
— Очень больно? — заботливо спросил Пенза, помогая девушке подняться после звука трубы.
— Не-е-ет, — слабо ответила она, улыбаясь через силу. И, увидя испуганное лицо Ведмедика, добавила: —Ничего…
Провинившийся снайпер мигом слетал в аптеку тира, и рабочий с ловкостью старого солдата перевязал пораненную ногу. Завязывая концы бинта, он лукаво усмехнулся, взглянув на сморщенное от боли лицо девушки, сделавшееся совсем детским, и ласково погладил ее по ноге.
— Ничего, Танюша. До свадьбы заживет. Надо бы подуть на «ваву» и поцеловать — это детишкам очень помогает. Но вы ведь взрослая снайпериха.
Потом неожиданно он поднял девушку своими сильными руками и поставил ее на землю. У Тани даже дух захватило от нового ощущения полета в мужских руках. Раскрасневшись от смущения, она, опустив голову, поправила свои значки «Ворошиловского стрелка» и ТТО [22] и невнятно поблагодарила Пензу за помощь.
Через несколько минут все они группой выходили из тира. Таня приняла предложенную ей руку Пензы, а уже забывший о своей провинности, Ведмедик с азартом рассказывал рабочему, что, по имеющимся сведениям, в СССР скоро появятся новые автоматические винтовки.
22
«Ворошиловский стрелок» — сдавший стрелковые нормы на 50 метров из мелкокалиберной и на 300 метров из боевой винтовки. Значок «Готов
— Вот тогда постреляем! — с восторгом воскликнул он. — Это ведь сплошная конфетка, а не винтовка! Какая она там будет — никто пока толком не знает, но мы, снайперы, уже. кое-что пронюхали. Только вы, Миша, смотрите — никому ни гу-гу!
— Почему так?
— Да ведь это до поры до времени строгий государственный секрет, — отозвался Ведмедик. Его, еще пухлые, губы были серьезны и полны важности.
— Неужели? — невинным тоном отозвался Пенза. — А я и не знал! Но не беспокойтесь, Ведмедик, ей Богу, никому не скажу. Могила… Но почему, собственно, вы в таком восторге? Разве наша теперешняя винтовка так уж плоха?
— Нет, не то, что плоха, — пожалуй, лучше других иностранных, но ведь какая разница? Небо и земля. Вот, вы были на фронте, вам должно быть понятно. Лежу я, скажем, в каком-нибудь хорошем укрытии, может быть, даже за этаким стальным щитком. Закамуфлирован, как… ну, как воробей на навозе. Партизан, одно слово! И вот в руках у меня такой вот автомат с телескопом. Мои глаза, слава Богу, и так словно бинокли, а тут шестикратный телескоп — на тысячу метров воробья вижу. И что бы впереди ни пошевелилось, ни появилось, хотя бы мышь — сейчас же ее на крестик паутинок телескопа. Раз — и аминь. Пишите домой письма… Да ведь я с таким винтом на 800 метров любую голову продырявлю. И ведь рук от него отрывать не нужно — только нажимай. 15 пуль — это верных 15 смертей… И скорость-то какая!
— Но ведь пулемет скорость еще большую дает?
— Ну, что пулемет, — презрительно скривились молодые губы. — Пулемет — громоздкая машина. Ее не упрячешь. Тяжесть, два человека, патронные коробки и все такое. Только вслепую все свинцом заливать. Грубая работа для плохо стреляющих дураков. А от отдельного винта-автомата никому нигде спасу нет. Против нескольких хороших снайперов всякая атака — гиблое дело.
В голосе Ведмедика был непритворный восторг.
— Ну, а в кого стрелять, Ведмедик — вам все равно? — не без лукавства спросил Пенза.
Простодушное лицо юноши выразило удивление.
— Как это «в кого»? Во врагов нашей Родины. Очень даже просто.
— Ну, а кто враги Родины?
Ведмедик удивился еще больше.
— Ну и вопросы вы задаете, Миша… Несообразно даже. Враги те, кто на нас нападает.
— Вот и сел в калошу, — вмешался молчаливый Полмаркса, мрачно шагавший позади. — Враги те, что не только на нас нападают, но и те, кто внутри строительству нашему мешают. Вредители всякие, диверсанты, фашисты, социалпредатели…
— Иди ты к дьяволу! — зло огрызнулся Ведмедик. — И вечно у тебя партийная точка зрения. Я, брат, не милицейский и не чекист. Я — простой русский солдат…
— «А мы — простые русские ребята И любим Родину свою», — пропела Таня
— Вот именно, — обрадовался поддержке Ведмедик. — Именно простые русские ребята. И по своим русским я не стрелок.
— Ну, вот и видать, что ты политически совсем не подкован. Классовая борьба вовсе, брат, не кончилась.