Заговор красного бонапарта
Шрифт:
Уже недавно, в свои «предмаршальские времена» (Тухачевскому был дан титул маршала в 1935 году), он женился на культурной интересной женщине, никак не пролетарского класса. У него уже была дочь, но семейной жизни не было никогда. Чем дальше, тем больше отходил он от жены, с которой его связывали только официальные, непрочные узы советского брака. Душевно был всегда одинок, замкнут, холоден и суров. Вся его громадная энергия и необычная для типичной русской лени работоспособность были направлены в одну точку, — в свою основную военную работу, выносившую его наверх, сперва к советской, а потом (он твердо верил в это) к европейской и мировой славе. Шаг на эту ступень был неизбежен. Еще Ленин убежденно сказал: «Длительное сосуществование
Мягко покачиваясь в машине, Тухачевский внезапно вспомнил прощальный поцелуй Тани, еще не пришедшей в себя после переживаний последнего вечера. Такой чудесный, такой искренний девичий поцелуй. И не маршалу, а просто милому Мише. Все это было так необычайно, так ново и очаровательно. Нет, все-таки, Пушкин прав — «любовь на закате»… И он, чуть смущенно улыбаясь своим мыслям и ощущениям, вспомнил чудесную фразу из «Суламифи» Куприна:
«…Так посетила царя Соломона, величайшего из царей и мудрейшего из мудрецов, его первая и последняя любовь. Много веков прошло с той поры. Были царства и цари, но от них не осталось й следа, как от ветра, пробежавшего в пустыне. Были длинные беспощадные войны, после которых имена полководцев сияли в веках, как кровавые звезды… Но время стерло даже самую память о них. Любовь же бедной девушки из виноградника и великого царя никогда не пройдет и никогда не забудется, потому что крепка, как смерть, любовь, потому что каждая женщина, которая любит, — царица, потому что любовь прекрасна»…
Какие чудесные слова!.. Как верно сказано: «прекрасна первая любовь женщины и последняя любовь мужчины»… Ну, конечно, Таня любит его, Тухачевского, со всем пылом первой девичьей любви. Но он-то сам? Маршал с мягкой насмешливостью улыбнулся. Ну, до этого далеко. Такие сердца, как у него, не растапливаются так скоро. Но никак нельзя отрицать, что около этой милой девушки ему легко и приятно…
Маршалу было как-то немножко жаль, что неожиданно разбилась такая смешная и милая сказочка про мастера авиазавода. Было так уютно сидеть инкогнито, как простой рабочий Пенза, в славной молодой компании, следить за порывами молодых чувств и мыслей и впитывать ласковую, нежную влюбленность этой искренней, простой девушки с нежными пальчиками, чудесно молодившей его жестокое сердце. Тухачевский вспомнил свою недавнюю вспышку страсти и не без смущенного удивления усмехнулся. Ведь вот этакие благородные качества отыскались в суровом советском маршале! Выпустить нетронутой из своих объятий влюбленную девушку, лежавшую на диване его кабинета после ужина. И только потому, что она ласково об этом попросила и слезинки-хрусталики блеснули в голубых глазах. Прямо чудеса в решете!..
Широкие плечи его дрогнули. Женская прелесть, «секс-эппиль», как говорят американцы. Разве, все-таки, заехать к жене, успокоить бурю в крови?..
Вдруг скрипнули тормоза. Ночной ремонтный вагон трамвая медленно давал дорогу задержавшейся перед ним машине. Неожиданно оттуда донеслось:
— Чорт побери! Да это ты, Тухачевский, что ли? Вот те и на!..
Из окна стоявшего рядом автомобиля высунулось лицо улыбающегося Кагановича. В глубине сидел кто-то еще.
— А ты что это ночью по матушке Москве шатаешься? — шутливо сурово спросил Тухачевский. — Мандат на это у тебя есть?
— Иди ты!.. Я Сталина до дому провожал, а на обратном пути нечаянно Левку прихватил… А ты, маршал, куда? — Да домой…
Каганович ответил презрительно-веселым свистом. Он был. в явном подпитии.
— Тоже — домосед выискался! Брось, дружище… Давай, брат, лучше повоюем с бутылками
В окно просунулось сухое, жесткое лицо Мехлиса, редактора «Правды».
— В самом деле, товарищ Тухачевский. Давай проветримся хоть немного. Нельзя же, как верблюды, работать по 26 часов в сутки…
В голове Тухачевского не было серьезных деловых мыслей. Пары шампанского и очарование Тани вышибли его из «маршальского седла». И потом… поцелуи девушки, ощущение ее стройного тела, которое было так близко, оставило где-то в глубине тела какую-то неясную неудовлетворенность… Мужские нервы имеют свои законы… Будить недовольную жену? Да и… одна ли она у себя? Это ведь будет «внеочередной визит» _они давно дали полную свободу друг другу — супруги двадцатого советского века… Почему бы и в самом деле не встряхнуться. Тем более, что компания была, с советской точки зрения, вполне благонадежной — Каганович — нарком, а Мехлис — редактор «Правды» и секретарь ЦК.
_А куда вас нелегкая несет? — сдаваясь, спросил он.
Да у нас тут, в Китайгороде, есть закрытое кабаре одно — пальчики оближешь, дорогой маршал. Под протекторатом Цека, так что все — свои люди и на первейший сорт… Едем, Михаил Николаевич! Пересаживайся к нам. Пусть твоя машина сзади топает…
Тухачевский проснулся внезапно, словно какой-то инстинкт приказал ему открыть глаза. Но сознание вернулось к нему не сразу. Он смутно вспомнил, что где-то было много выпито, что появилась какая-то очень хорошенькая девушка, с которой он потом очутился в своей «запасной» комнате в Реввоенсовете, на том же диване, где еще так недавно лежала Таня… Но где же теперь эта девушка?
Кабинет был слабо освещен затемненной на ночь лампочкой. Но и при этом скудном свете очнувшийся Тухачевский заметил, что новая приятельница, привезенная им из ночного кабаре, стоит над его небольшим письменным столом и роется в ящиках.
— Ты что это?
Вероятно, голос маршала был очень грозен, ибо из рук девушки беспомощно выпали какие-то бумаги, и она сама, побледнев, без сил опустилась на стул. Объяснять по существу было нечего. Остатки винных паров мигом выветрились из головы Тухачевского. Он сразу понял, что эта стройная девушка, с красивым польским именем Ванда, подсунутая ему в кабаре шпионка. Быстро спрыгнув с дивана, Тухачевский вытащил из кобуры свой любимый Сэведж и поднял его к глазам девушки.
— Если ты мне, Ванда, сейчас же не скажешь, кто поручил тебе за мной шпионить, — я убью тебя, как собаку.
Холодная жестокость Тухачевского имела печальную славу еще с времен гражданской войны. Очевидно, Ванда знала о ней. Да и суровое лицо стоявшего перед нею человека говорило само за себя. Пощады быть не могло.
— Ну?.. В последний раз спрашиваю — кто направил тебя сюда.
Красивые глаза наполнились слезами. Сексотка [35] не имела права назвать своего хозяина. За это грозил расстрел. Но здесь, перед глазами, смерть была еще ближе и еще бесспорнее. И пойманная на месте преступления, девушка тихо прошептала:
35
Секретная сотрудница НКВД.
— Ежов…
Трудный вечер и ночь достались Ежову. Все оперативные силы НКВД были брошены на розыски участников покушения на Сталина. Серые и черные машины метались по городу, арестовывая всех, кто только мог иметь хоть какое-либо отношение к заговору молодежи на жизнь вождя. Разумеется, прежде всего были арестованы те, кто учился, дружил или жил вместе с двумя виновниками покушения. Что за этими двумя молодыми людьми скрывались многие другие, — Ежов был уверен.