Заговор патрициев, или Тени в бронзе
Шрифт:
Я сразу поехал обратно в Оплонтис.
Пока старик все еще спал, я обыскал дом и территорию имения. Пертинакса нигде не было видно. Я нашел Бриона и сказал ему, что нарушил планы его молодого хозяина.
Проспав часть своего похмелья, я снова обошел вокруг конюшен; сейчас они казались даже еще более заброшенными. Не найдя Бриона, я стоял в замешательстве, потом рискнул крикнуть. В извозчичьем дворе послышался слабый грохот. Я помчался туда и вскоре нашел связанного дрессировщика.
— О, боги, что с тобой случилось? — Бриона, обладавшего крупным телосложением, сильно избили.
Я помог Бриону выбраться на улицу, намочил в корыте его шарф и приложил к тому месту, где повреждения казались самыми сильными.
— Застал его на чердаке — сказал, что вы говорили о его плане…
— И он набросился на тебя? Брион, считай, что тебе повезло, что ты остался жив. Где он сейчас? В доме со стариком?
— Он уехал, Фалько.
Я в этом сомневался; Пертинакс слишком сильно нуждался в деньгах. Я потащил Бриона за собой и поспешил в дом. Но слуги уверяли меня, что никто не приходил к Марцеллу. Я вошел в комнату больного, заставив Бриона пойти со мной.
— Расскажи консулу, что с тобой произошло, Брион!
На какоето мгновение этот энергичный тип, привыкший жить на улице, смутился в присутствии больного, но потом собрался с мыслями.
— Я пришел к молодому господину и предупредил его, что представитель императора разрушил его планы. Я сказал ему, что хватит убегать и пора ответить на обвинения против него…
— Значит, он бросился на тебя, бил, а потом связал и запер? Спрашивал ли он о здоровье его отца?
— Нет. Но я сказал ему, что у консула был тяжелый приступ, и я сказал ему, — заявил Брион тем же спокойным голосом, — что консул звал его.
— Ты уверен, что он знал — но уехал?
— О, да, — тихо произнес Брион, не глядя на консула. — Он уехал. Я достаточно часто слышал стук копыт, когда он в ярости скакал на своем коне.
Я наклонился к кровати, где неподвижно с закрытыми глазами лежал консул.
— Лучше взгляните фактам в лицо, консул! Атий Пертинакс махнул на вас рукой. И вы плюньте на него!
Глядя, как он лежал там, мы перестали ощущать его высокий рост. Даже я видел, что впечатляющая внешность Марцелла, казалось, растаяла. Даже огромный нос сморщился, потеряв то нелепое доминирующее положение на его старом, морщинистом, страдающем лице. Он был одним из богатейших людей Кампании, но всего, что он ценил, теперь не было. Я подал Бриону знак, и мы тихонько вышли из комнаты.
Бывший консул больше не предпринимал попыток спасти Пертинакса. Болезнь и предательство преуспели там, где я потерпел поражение.
Пертинакс был отличным наездником, и он знал эту местность. Я сам взял лошадь и отправился предупредить помощников магистрата внимательнее искать чалого скакуна, но он наверняка уже проскочил мимо них. Мы не имели ни малейшего представления, куда он мог направляться — возможно, в Тарент. Мы его потеряли. Я вернулся в дом.
Когда ближайшие родственники так жестоко тебя ранят, последнее, что тебе нужно и первое, что получаешь, — это разговоры с любопытными соседями. Эмилий Руф сейчас был здесь с Марцеллом, выражая свое уважение. Его сестра, которая приехала с ним, гуляла по террасе.
Вся в черном, с тяжелой
— Эмилия Фауста! Я сожалею насчет Криспа. Я бы сказал тебе, что это никогда не должно было случиться, но это только усиливает трагедию. Я ничего не мог сделать.
Я чувствовал, что она потратила все страдания на своего не отвечающего взаимностью возлюбленного, пока он был жив; теперь, когда он был мертв, она решительно приняла мои соболезнования. Я вполголоса сказал ей:
— В будущем, когда ты будешь читать буколический доклад какогонибудь придворного поэта о том, как толпы людей в Мизенах и Путеолах каждый год выходили встречать прибывающие корабли с зерном, ты можешь улыбнуться, вспомнив то, чего никто никогда не скажет: какие бы знатные люди в этом году ни были консулами, суда прибыли незамеченными…
— Все кончено?
— Корабли стоят в ночи! Еще, возможно, подойдут отставшие суда, но Веспасиан может присмотреть за ними, как только я ему доложу.
Фауста повернулась ко мне, еще сильнее закутывая свое бледное лицо в черную накидку.
— Крисп был особо одаренным человеком, Фалько. Ты будешь гордиться, что знал его.
Я не отреагировал на эту реплику. Через мгновение я улыбнулся:
— Тебе идут строгие цвета.
— Да! — согласилась она, поновому непринужденно засмеявшись. — Дидий Фалько, ты был прав. Мой брат обижает меня, я теперь не могу жить с ним. Возможно, я выйду замуж за какогонибудь богатого старика, а когда он умрет, буду наслаждаться своим положением вдовы, в строгих, темных цветах, стану слишком требовательной и буду кричать на людей — или стану очень плохо играть на кифаре.
Я отогнал мысль, что эта благородная девушка гуляла здесь по роскошному портику консула, прикидывая стоимость его роскошного имения.
— Эмилия Фауста, — галантно ответил я, — как преподаватель игры на арфе, говорю тебе, что ты очень хороший музыкант!
— Ты всегда был обманщиком, Фалько, — сказала она.
Фауста вышла замуж за бывшего консула; мы устроили это на следующий день. Курций Гордиан погадал и произнес обычную ложь о «хорошем предзнаменовании на долгий счастливый союз». От горя и болезни Капрений Марцелл говорил бессвязно, поэтому его брачные клятвы переводил я. Никто не проявил невежливости, чтобы спросить, что происходило в первую брачную ночь; предположительно, ничего. Естественно, жених поменял свое завещание, оставив все своей новой молодой жене и детям, которые могут у них появиться. Завещание ему тоже помог написать я.
Я больше никогда не видел Эмилию Фаусту, хотя время от времени слышал о ней. Она вдовой прожила безупречную, необыкновенно счастливую жизнь и погибла при извержении Везувия. До этого времени Фауста преданно ухаживала за Марцеллом. Ему удалось дожить до того времени, когда он узнал, что имение и честь его знатных предков были в безопасности: через девять месяцев после того, как они поженились, Эмилия Фауста родила мальчика.
Я однажды видел ее сына, много лет спустя. Он выжил при извержении вулкана и вырос здоровым юношей. Ктото показал мне его. Он сидел в колеснице, облокотившись одним локтем на передний поручень, терпеливо ожидая, когда освободится дорога. Для человека, у которого денег больше, чем ктолибо заслуживает, он показался вполне приличным парнем.