Заговор патриотов
Шрифт:
Я понял, что виски "Джонни Уокер" с черной этикеткой вот-вот унесет режиссера Кыпса в высшие сферы, и поспешил задать еще один вопрос, который меня интересовал:
– Почему вы назвали Альфонса Ребане великим неудачником? Ему не очень повезло в жизни, согласен. Но почему - великий?
– Потому что ему не повезло и после смерти, - торжественно изрек Кыпс. Сорок восемь лет он пролежал рядом со своей Суламифью. А теперь их разведут.
– Что вы имеете в виду?
– То, о чем все говорят. Его прах перевезут из Аугсбурга в Таллин. А ее прах останется
– Кто?
– Матти Мюйр.
Твою мать!
Наверное, мне следовало промолчать. Но я понял, что с моей стороны это будет нечестно.
– Послушайте, Март, - сказал я.
– Я не специалист в кино, я простой зритель. Но то, что вы рассказали, кажется мне потрясающе интересным. Это ни в какое сравнение не идет с тем, извините за откровенность, говном, которое вы написали. Почему бы об этом вам и не снять свой фильм?
– Да кто мне даст об этом снимать!
– отмахнулся кинорежиссер Кыпс.
– А вам что - все равно, о чем снимать?
– Да. Да! О чем - неважно. Важно - как! Я - кинорежиссер! У меня немеют ноздри, когда я представляю запах пленки! У меня леденеют пальцы, когда я представляю ее атласную поверхность и режущие душу края! Я и это, как вы изволили выразиться, говно снял бы так, что весь мир ахнул бы! Величайшая трагедия двадцатого века проступила бы сквозь этот примитивный сюжет! И они, сволочи, это почувствовали! Они своим подлым нюхом учуяли опасность, которую несет для них настоящий художник!
– Кто они?
– спросил я.
– Национал-патриоты! Поэтому и устроили взрыв!
В этом счастливом заблуждении я и оставил кинорежиссера Марта Кыпса в обществе бутылки "Джонни Уокер, блэк лэйбл" и церкви Нигулисте, созерцание которой смиряет гордыню в пору побед и утешает в невзгодах.
Вернувшись в гостиницу, я поднялся на шестой этаж и постучал в номер доктора Гамберга.
– Доктор, я хотел вас спросить, когда вы закончите лечение...
Док усмехнулся и прервал меня:
– Все в порядке. Проверено, мин нет.
– А были?
– спросил я.
– Нет.
– Могут появиться.
– Я слежу. Входи.
Доктор Гамберг посторонился, пропуская меня в свой скромный однокомнатный номер.
– Что за дурацкую легенду тебе сваяли?
– спросил я.
– Почему доктор Гамберг?
– Я тоже сначала думал, что дурацкая, - ответил он.
– Оказалось, нет. По легенде я из поволжских немцев. Репрессированный народ. Эстонцы тоже считают себя пострадавшими от русских. Это обеспечивает мне сочувственное отношение патриотически настроенных чиновников и деловых кругов.
– С твоим-то немецким?
– Не так уж он и плох. Для русского немца сойдет. А в Германию я ехать не собираюсь.
– Не зарекайся. Не исключено, что придется.
Я выложил ему всю информацию,
– Можно ли по старым костям определить, был ли человек убит?
– Смотря как был убит. Если выстрелом в голову, можно. Если в туловище, нет. Если, конечно, не переломаны все ребра или позвоночник.
– Допустим, в голову или переломаны. Можно получить в Германии экспертное заключение об этом?
– Об убийстве? Нет. О характере повреждений, которые могли привести к смерти, можно.
– Заключение будет официальным?
– Исключено. Частное. Двух или трех экспертов. Это возможно. Хорошо заплатить. Немцы - законопослушный народ, но тут никаких законов они не нарушат. Почему ты об этом спрашиваешь?
Я изложил ему план, который возник у меня после разговора с Кыпсом. Мне самому он казался реальным, но человек всегда склонен переоценивать собственные идеи. А Док привык опираться на реальность. К этому его приучила профессия. Военные хирурги всегда реалисты.
План был такой.
Допустим, в архивах Лубянки обнаружится подписка Альфонса Ребане о его согласии сотрудничать с органами НКВД. Но национал-патриоты заявят, что это фальшивка.
По архивными материалам можно составить сводную справку о деятельности его разведшколы. Но и это легко опровергается тем же доводом, который я привел Кыпсу: в школе работал какой-то другой советский агент.
Экспертное заключение о насильственной смерти Альфонса Ребане само по себе тоже ничего не значит.
Но если все эти документы будут собраны вместе, от них так просто не отмахнешься.
– Допустим, все эти документы мы получим, - подумав, сказал Док.
– Как их использовать?
К ответу на этот вопрос я был готов:
– Опубликовать. С фотокопиями. А где - найдем. Можно в русскоязычной газете "Эстония". Или в какой-нибудь другой. Это сенсация. Любой газетчик за нее ухватится. И вся Эстония будет до посинения спорить, Штирлиц Альфонс Ребане или не Штирлиц. Если национал-патриоты не полные идиоты, они отменят торжественное захоронение. Что и требуется доказать.
Док надолго замолчал. А потом сказал:
– А что, может сработать. Давай попробуем.
– И добавил: - Загадочная история. Думаю, в ней еще немало сюрпризов.
– Надеюсь, что нет, - сказал я.
– Куда уж больше!
Я ошибся. Главный сюрприз нас ждал впереди - на муниципальном кладбище южнобаварского города Аугсбург.
Было начало первого ночи, когда мы вышли из небольшого отеля "Хохбауэр" и по Фридхофштрассе, что означало улица Кладбищенская, направились вдоль высокой ограды из стальных пик, соединенных чем-то вроде гербов, к центральному входу кладбища. Слева тянулись одноэтажные строения похоронных контор и гранитных мастерских, светились стеклянные ангары оранжерей. Перед конторами возвышались самых разных форм стелы и надгробные памятники, пока безымянные и с открытой датой.