Заговор по-венециански
Шрифт:
Кави недоуменно пожимает плечами.
— Его унизили, вот и все. Ларс — человек гордый, бывший воин. Его не следует отчитывать при каком-то там вознице.
— Плевать. Сделай, как я говорю.
— Будь по-твоему, — соглашается Кави и, поразмыслив, добавляет: — Потребуется много — очень много верных тебе людей. Чудовище вроде Ларса так легко не сдастся.
— Ну так собери их. Ларс — обуза, а мы вступаем в такое время, когда обузу иметь непозволительно.
Сухая дорожка ведет к первой и самой крупной из шести сообщающихся шахт. Большая часть работ
Арантур, управляющий шахтами, стоит у входа и щурится на солнце и пыль. Этот человек невысок, лыс и упитан. Горло его кремовой туники украшают три толстые серебряные цепочки. На каждом пальце — по перстню, и Арантур нервно позвякивает ими друг о друга, выходя поприветствовать хозяина и его советника.
— Да пребудут с тобой боги, магистрат. Все готово.
— Отлично! — гавкает Песна. — Мы припозднились. Веди нас сразу вовнутрь и покажи дары.
Арантур надеялся потолковать с Песной и в конце успешного дня просить о большей власти над управлением шахтами. Однако, заметив, в каком магистрат настроении, не решается задерживать господина. Проводит его к обветшалой деревянной двери, открывает ее и просит:
— Сюда, пожалуйста.
Кави оборачивается и смотрит на слепящий свет низкого солнца.
— Первые гости уже близко. Надо поторопиться.
Они входят в просторную пристройку, где обыкновенно сменяют друг друга, умываются и спят работники. В середине комнаты стоит стол, за которым рабы едят шкварки, но сегодня он буквально завален серебряными блюдами, кубками, браслетами, кольцами и цепочками.
— Превосходно, — говорит Песна, пробегаясь пальцами по дарам. — Запустим свиней в кормушку и подогреем их жадность.
Арантур видит шанс урвать и для себя кусочек.
— Благодаря твоим мудрым решениям добыча серебра выросла втрое. Думаю, мне следует заняться всеми рабочими шахтами в Этрурии?
В ответ Песна одаривает лизоблюда первой за день щедрой улыбкой.
— Ты хорошо поработал. Потом как-нибудь поговорим об этом. А пока позаботься, чтобы наши гости освежились с дороги, и позволь набить им свои карманы серебром.
Переваливаясь с ноги на ногу, управляющий выходит наружу.
Указав на дары, Кави замечает:
— Как-то мне не по себе, когда столько богатства собрано в одном месте.
Он озирается по сторонам, но Песна ободряюще похлопывает его по плечу.
— Не беспокойся. И потом, разве ты не распорядился усилить охрану шахт снаружи и внутри?
Прикусив губу, Кави отвечает:
— Так и есть, однако вспомни наш разговор: кто, как не Ларс, занимается охраной? Ведь стража по его части.
Улыбка исчезает с лица Песны.
Глава 34
«Луна-отель Бальони», Венеция
Том возвращается в номер Тины. Голова
Войдя в комнату, он не произносит ни слова, и Тина понимает: ее спутник не в том настроении, чтобы разговаривать. Значит, задуманная беседа не состоится.
— Центр управления полетами — майору Тому. Вы по-прежнему на орбите?
Том, который успел плюхнуться в кресло, поднимает взгляд на Тину.
— Прости, я пытаюсь разобраться в деталях этого дела. Ворошу в голове знания по теологии и истории.
Тина подходит к нему и обнимает за шею.
— Тогда бери мой ноутбук и погугли что нужно. Я пока схожу в душ перед ужином.
— А это мысль. Спасибо. Там пароль нужен или что-нибудь?
— He-а, — улыбается Тина и указывает на стол. — Ноут уже включен. Ты только налей мне вина, пока я в душе.
— Конечно. Белого?
— Да. В мини-баре есть совиньон. И льда не забудь.
— Будет исполнено.
Первым делом Том садится за компьютер. Здорово помогают познания в теологии: Том в курсе, какое значение этруски придавали печени, а еще — что их общество было невероятно развитым и организованным. Примерно с девятисотого года до нашей эры этруски за основу мировоззрения приняли судьбу. Они верили, будто каждый момент их жизней находился во власти пантеона богов. Судьба каждого человека якобы зависела от того, в каких он отношениях с высшими силами — в добрых или наоборот. Этруски предсказывали будущее по знамениям, приносили жертвы, желая умилостивить богов или просить у них покровительства. В этом они целиком полагались на авгуров (или нетсвисов), которые позднее, в римской культуре, стали известны как гаруспики. И римляне, и католическая церковь переняли кое-что из обрядов этрусков, их ритуальных одежд: изогнутый на конце посох епископов, например, является потомком литууса, церемониального посоха нетсвиса.
Пока Тина напевает в душе, Том еще глубже зарывается в изучение ритуалов, связанных с гаданиями по печени. В одном из научных трудов он находит описание того, как нетсвисы разделяли печень на множество зон, каждая из которых соответствовала своему божеству и занимаемой им позиции в небесном пантеоне. Например, если часть печени, ассоциируемая с Тином, богом грома, оказывалась неким образом повреждена, жрец толковал это так: грядет буря и она погубит урожаи и рыбацкие лодки.
— Я выхожу! — кричит Тина. — Поможешь мне обсохнуть?
Но Том ее не слышит. Он увлеченно вглядывается в фотографию печени из Пьяченцы, бесценной модели овечьей печени в полный размер, изготовленной где-то за три сотни лет до нашей эры. Ее нашли в девятнадцатом веке в Госсоленго, что близ Пьяченцы, и считается, будто она служила обучающей моделью для молодых авгуров. И вот, вчитываясь в пометки, Том пытается определить, как мог гаруспик истолковать тот или иной знак.
Сзади подходит Тина.
— Ну, обсохнуть ты не помог — с этим я еще как-нибудь смирюсь. Но где вино?