Заговор по-венециански
Шрифт:
Ave, Satanas.
И покидает обезображенную жертву.
Ave, Satanas.
К Амуну подходят двое аколитов с одинаковыми церемониальными ножами.
Ave, Satanas.
Затем отдают инструменты жрецу. Считают раны. Их ровно шесть сотен и шестьдесят шесть. Земля у ног жертвы пропиталась кровью. Тело висит, словно туша на бойне.
— Режьте путы, — приказывает верховный жрец. — И кладите его на алтарь.
Амуна переносят на мраморную плиту в красных прожилках. Это украденная крышка саркофага.
— Подайте мне его инструменты.
Первый служка подносит
Даже самые преданные из послушников морщатся, когда первосвященник приступает к омерзительному обряду — вырезанию печени.
Нож глубоко входит в правую часть брюха, и наружу вырываются газы. Вслед за ними — кишки.
Удалив потроха, жрец достает печень. Обрезает кровеносные сосуды, убирает жир и прочее, что не нужно. Кладет печень в шкатулку.
— Дети мои. Время подношения!
Двум кострам скармливают еще больше дров, чтобы вышел единый огромный жертвенный огонь. В оранжевом свете извивающихся языков пламени видно, как четвертый аколит разворачивает шелковый сверток и достает из него драгоценную серебряную табличку.
Третью из набора «Врат судьбы».
Изображение демона смотрит прямо на верховного жреца.
Тот, поцеловав себе кончики пальцев, медленно проводит ими по рогатому божеству и змеям.
Поднимает драгоценность над головой.
— Узрите истинного бога, Люцифера, запечатленного в своем же драгоценном металле за шесть сотен лет до рождения Христа. Великий Сатана, тебе мы платим дань. Во славу тебя и ради своего спасения приносим мы эту жертву.
Опустив голову, он вытягивает руку с табличкой в сторону тела Амуна Бадави. Четверо аколитов хватают труп за руки и за ноги и швыряют его в костер.
Глава 39
Пьяццале-Рома, Венеция
И хотя церковь Спасения совсем недалеко от гостиницы, Том не спешит возвращаться в свой крохотный номер.
Кровавый знак на полу в соборе испускал флюиды зла такой силы, с какой Том сталкивался исключительно во время экзорцизмов. По правде говоря, он даже не был готов к такому удару, наивно полагая, будто, покинув церковь, можно забыть о дьявольщине.
Не тут-то было.
Лишь когда ноги начинают ныть, жажда становится невыносима, а голова почти проясняется, Том решает вернуться к себе в комнатку.
Скинув ботинки, он допивает бутылку теплой воды. Карабинеры одолжили старенький ноутбук и дешевый мобильник, которым Том быстро нашел применение. Выйдя в Интернет, он открывает свой почтовый ящик на американском сервере и роется в адресной книге, пока не находит телефонный номер одного старого друга.
Альфредо Джордано — для друзей Альфи, — рожденного в Нью-Йорке сына итальянских иммигрантов.
Набрав номер и дозвонившись, Том еще долго ждет, пока Альфи позовут к аппарату. Место, где Альфи проводит свои долгие дни и ночи, просто огромно. Его построили более пяти сотен лет назад, и охраняется
— Pronto. Джордани, — говорит Альфи, зажав трубку между плечом и ухом.
— Ты не спишь еще?
Секунду Альфи молчит — вдруг собственный слух обманул его?
— Том?
— Привет, Альфи. Прости, что звоню так поздно. Ты, наверное, собирался на мессу или уже спать?
— Не беда. Рад слышать. — Альфи делает паузу, потом добавляет: — Ты как?
Десять минут уходит на то, чтобы рассказать Альфи о событиях после драки в Лос-Анджелесе. Альфи и Том сдружились на семестровых курсах, еще когда Альфи случалось напиваться в стельку и с похмелья пропускать половину занятий в надежде, что Том выручит.
Два друга успевают попрощаться по нескольку раз, пока Альфи вспоминает былые времена. Наконец оба кладут трубки, и Альфи идет обратно к себе через богато украшенный Сикстинский зал. Просьба Тома необычна, но — по словам самого Альфи — выполнима. У него привилегированный доступ к библиотеке, где хранятся семьдесят пять тысяч рукописей и около двух миллионов книг, не говоря уже о целом музее, посвященном этрусской культуре.
Альфи уверен, что сумеет помочь. Если только — и эта мысль беспокоит его — запрошенные сведения не содержатся в секретных архивах. Там стеллажи протяженностью в пятьдесят две мили, на которых хранится запретная информация, и доступ к ней имеют лишь святейшие.
Capitolo XXXVIII
Венеция
27 декабря 1777 года
Бледно-розовый рассвет окрашивает воды лагуны, над которыми в зловещей тишине повисает тонкая кладбищенская дымка.
Верховный жрец прохаживается по священному месту, подбирая обгорелые останки жертвы.
Он спокоен и умиротворен. Службу господину он провел хорошо. Теперь лишь бы никто не проговорился. Покончив с мрачным ритуалом, первосвященник напутствует послушников, как себя вести. Во-первых, у них у всех теперь есть легенда. Если родственники начнут домогаться, мол, где они этой ночью пропадали, аколиты соврут, якобы вместе кутили на празднике, в гостях. Если же возникнут подозрения, они один за другим признают любовные интрижки. У каждого есть алиби, и каждый готов принять малые последствия — всяко лучше, чем оказаться в холодных подвалах палаццо Дукале.
Дьяволопоклонник облачен в простые одежды лодочника — пропитанное кровью ритуальное одеяние замочено в корыте. Первосвященник сам отстирает его, очень тщательно. А пока он внимательно складывает в мешок для картошки косточки жертвы. Считает их, перечисляя по названиям: большеберцовая кость, малоберцовая кость, коленная чашечка… Он знает наперечет каждую кость в человеческом теле, каждый мускул, каждый нерв.
В отдельный мешок жрец собирает покрытые жиром головешки. Оба мешка скидывает на корму лодки; землю, на которой сожгли жертву, после перекопают, чтобы ни следа не осталось.