Заговор призраков
Шрифт:
– В обществе считали, будто строительством церкви Дэшвуд занялся во искупление грехов, – сказал Чарльз. Из-за эха его задорный голос показался ей раскатистым, чужим. – Но более внимательные господа отмечали, что церковь выглядит уж слишком светской, напоминая нарядную гостиную.
– А видишь ли обманный путь, меж лилий, что цветут в лесах? Тропа Неправедных. Не верь, что это путь на Небеса, – задумчиво прочитала Лавиния, разглядывая интерьер.
– Откуда сие?
– Что значит откуда? Отрывок из баллады о Томасе Рифмаче, там, где говорится о трех дорогах. Первая – для праведников, Вторая – для тех, кто прельстился мирскими дарами,
– Миссис Крэгмор? – Чарльз смотрел непонимающе.
– Да. Элспет Крэгмор, няня Джеймса, а потом экономка в Линден-эбби. Или она больше у вас не служит?
– Служит, но я и думать позабыл про старую каргу, когда рядом со мной такая женщина, как вы, – разболтался юнец.
Возможно, в той бульварщине, которую он читал вместо Цицерона, упоминалось, что женские сердца так и тают от похотливых взоров, но сведения эти, мягко говоря, не соответствовали действительности.
– Оставь эти замашки, Чарльз, – упрекнула его миледи. – Я не графиня Альмавива, да и ты не Керубино, и петь с тобой дуэтом я не намерена. И между прочим, мы приехали сюда по важному делу.
Чарльз потупился, уткнувшись подбородком в шейный платок, и по щекам его разлился жаркий румянец. Против такого раскаяния, совсем еще детского, Лавиния не могла устоять.
– А тут что? – чуть мягче спросила она, останавливаясь у небольшой купели.
Четыре голубя расселись на края чаши, склонившись, словно пили из нее воду. Еще один цеплялся за деревянный пьедестал, вокруг которого обвивался змей.
– Сия купель очень старая и привезена была из Италии, – отвечал Чарльз как ни в чем не бывало. – Необычное оформление, вы не находите? Дьявол, преследующий Духа Святаго даже на пороге величайшего из таинств – Крещения.
Лавиния вынула платок, опустил руку в купель, мазнула по дну… На ткани осталась грязь, никаких следов пепла или крови.
– Вы готовы к восхождению? – окликнул ее Чарльз, отыскавший лестницу на колокольню.
– Конечно, – отозвалась Лавиния и невольно посмотрела вверх.
Иуда проводил ее долгим, серьезным взглядом. На фоне остальных апостолов, таких румяных, словно они загодя угостились вином, он выглядел человеком солидным, трезво оценивающим ситуацию.
Подняться на площадку на крыше было довольно просто, а вот к самому деревянному шару вела железная лесенка, проржавевшая и шаткая. Но Чарльз взобрался по ней без особого труда и, открыв дверцу, залез внутрь шара, откуда и позвал свою спутницу:
– Давайте же!
Как неудобны дамские ботинки, не говоря уж об изобилии юбок, и о вуали, бьющейся на ветру! На половине пути Лавиния подумала, что издали ее алую амазонку можно принять за пламя – как бы не сбежались зеваки со всей округи и не увидели, как полощутся на ветру ее нижние юбки. А уж что подумала бы ее матушка, узнав, что титулованная дочь лазает по крышам со сноровкой трубочиста! От внезапно накатившего смеха ослабели пальцы, и Лавиния чуть не сорвалась, но Чарльз дернулся к ней и крепко ухватил ее за запястье. Затем, ничуть не смутившись, рывком втащил наверх. В шаре было темно и душно, но Чарльз зашарил по стенам, пока не нащупал потайное окно. Распахнул его, впуская свет, и Лавиния увидела деревянные скамейки, а на них пыль, обрывки паутины, кое-где птичий помет. Ничего иного, будоражащего воображение, здесь не было. Опасный путь был проделан зря.
– Чем же они тут занимались? Рыцари святого
– Выпивали, обменивались анекдотами, наблюдали, как внизу копошатся люди.
– А жертвоприношения?
– Здесь их не было, ибо невозможно затащить упирающуюся жертву на такую высоту. Нет, сюда поднимаются по доброй воле. А миледи и впрямь не боится высоты, – заметил Чарльз, подходя поближе. – Чего еще не боится миледи? Привидений?
– Да уж их-то меньше всего. И, если ты не забыл, Чарльз, я всегда была такой. Не визжала при виде призраков и мышей, как иные барышни моих лет.
– Вы тщеславны, леди Мелфорд, – в его устах это прозвучало как комплимент, – но что-то же должно внушать вам страх?
Скука. Одиночество. Бессмысленность жизни. И ожидание долгих лет скуки, одиночества и пустоты. Так называемая обыкновенная жизнь. Так называемая женская доля. Это страшнее любого чудовища. Страшнее даже, чем потеря Джеймса.
– Многое, Чарльз, – скупо ответила миледи. – Я многого боюсь, однако призраки не входят в число моих страхов.
Чарльз улыбнулся понимающе, так, словно прочел ее мысли. Ей же стало отчасти не по себе. То ли приватность обстановки подействовала на него поощряюще, то ли близость взрослой женщины, но взгляд Чарльза стал цепким, как крючок для пуговиц, и расстегивал он их одну за другой. Лавинии почудилось, что с нее сейчас спадет платье. Сама того не желая, она поднесла руку к груди, но тут же усмехнулась: поза вышла точь-в-точь как у статуи из коллекции сэра Генри – нимфа, убегающая от сатира. Увы, она не в том возрасте, чтобы изображать нимфу, да и Чарльзу до сатира еще расти и расти. Хотя задатки у него есть.
Впервые в жизни она наблюдала, чтобы мальчик его возраста вел себя так развязно, с такой вызывающей прямотой. Очевидно, что он влюблен в нее, но разве не присущи первой влюбленности трепет и робкие вздохи, а вовсе не желание поскорее задрать своей пассии нижнюю юбку? Лавиния повела плечами, стряхивая отвращение.
Нужно поставить Джеймсу на вид за то, что он из рук вон плохо следит за нравственностью племянника. Если, конечно, ей суждено вновь увидеться с Джеймсом.
– Быть может, смелой леди угодно осмотреть окрестности? – предложил Чарльз с прежней ухмылкой. – Отсюда открывается наилучший вид.
Лавиния была только рада поскорее выглянуть в окно, хотя пейзаж ее не обрадовал. Серые оттенки осени, сбрызнутые дождем – словно дерюга, мокнущая в корыте.
– Скажите, что вы видите? – дохнул ей в ухо Чарльз, и ее снова передернуло.
– Города и веси, размокшие поля, грязная Темза петляет вдали – обычные для этой унылой поры пейзажи.
Она подалась назад, но словно о деревянный брус ударилась – Чарльз вытянул руку, преграждая ей дорогу.
– Взгляните еще раз, миледи, – потребовал он. – Внимательнее. Видите ли вы плоды рук человеческих?
4
Странно… Теперь пейзаж казался другим. Ощущение было, как будто… Как будто прорвалась какая-то завеса. Как в тот день в Медменхеме, когда Джеймс показал ей Третью дорогу. Только на сей раз Лавиния видела не потусторонних тварей. Ее взгляд выхватывал все, что привнесла в эти края цивилизация, и не только в эти края: казалось, она обрела способность видеть на многие мили окрест, и повсюду вставали перед ней заводы с дымящими трубами и мосты, извивались железные дороги, ползли по Темзе пыхтящие башни, и все это выглядело так жутко и так чуждо…