Заговор призраков
Шрифт:
– Да, я их вижу.
– Все это – дары Второй дороги.
– Что?
Его рука, налившаяся тяжестью, давила ей на плечи, не позволяя оборачиваться.
– Не вы ли давеча прочли мне лекцию о трех дорогах, о коих я запамятовал, любуясь вашей красой? Вот так выглядит вторая из них, единственная, которая плодоносит. Задумайтесь об этом, миледи. До того, как на сии берега приплыли дочери царя Альбина и, совокупившись с демонами, наплодили великанов, здесь не было вообще ничего. Холмы, поросшие вереском, а над ними клочья тумана. Фейри не сеяли и не жали, не возводили построек и не знали иных забот, кроме плясок под луной.
– Ничего
– Все верно, однако великаны, сыны людей, ворочали камни и сложили из них кромлехи, застолбив сию землю, как свою. За ними последовали другие народы – кельты и римляне, англосаксы и датчане, норманы под знаменами Вильгельма-Бастарда. Они вытравляли лицо земли и заново вырезали на ней свои письмена, строили крепости и замки, а заодно бани, торговые площади, арены для увеселений. Но в основе всего, что они делали, лежало их себялюбие, желание спать мягче и есть вкуснее. Вы не можете не понимать их, миледи, ведь вы сами когда-то выбрали довольство.
– По-твоему выходит, будто я прельстилась роскошью, в самом же деле все было не так! Я выбрала бы все, что угодно, лишь бы не вступать на Первую дорогу.
– И кто может вас винить? Первая дорога вгоняет в тоску. Унылый тракт, утрамбованный сандалиями пилигримов. Подумайте, сколько людей веками строили соборы, завещая детям продолжить работы, и все ради чего? Чтобы новое поколение фанатиков объявило дело их жизни идолопоклонством, сожгло статуи святых и расколотило драгоценные витражи? Первая дорога заводит в тупик.
– Зато Третья дарит свободу.
– Свободу дарят власть и деньги, а не возможность увидеть тролля под каждым мостом. Кроме того, миледи, похоже, лишилась своего проводника, – сказал Чарльз, отступая назад.
Нет. Не Чарльз.
Зря мисс Тревельян так похвалялась своим даром. Чтобы заметить сверхъестественное, достаточно быть наблюдательной и обращать внимание на мимику собеседника, тембр голоса, акцент, то, как он строит предложения. У юнцов семнадцати лет от роду, даже самых избалованных, не бывает такой пресыщенной улыбки. Губы чуть вывернуты наружу, глубокие складки тянутся от крыльев носа, чистый лоб собрался в морщины. Наверное, именно с такой гримасой римляне перегибались через бревно, чтобы извергнуть съеденное и вернуться к новым порциям соловьиных языков и жареных сонь (она читала о таком в книгах сэра Генри – самые безобидные из римских утех, о которых она читала!). И то, как он стоял, ссутулившись и широко расставив ноги, указывало, что он привык нести вес грузного тела. Вряд ли Дэшвуду уютно в новой оболочке. Точно так же чувствовала бы себя она, напялив одно из платьев худышки Агнесс.
– Совсем скоро Джеймс будет здоров и отомстит за нанесенную ему обиду. Я убеждена в этом, – произнесла Лавиния, стараясь смотреть на лорда Линдена снисходительно, будто по-прежнему видела в нем дерзкого мальчишку, а не убийцу и чернокнижника.
– Блажен, кто верует. Нет, миледи, к полукровке уже никогда не вернутся силы фейри, – вальяжно ответил тот, кто сейчас сидел в Чарльзе. – В мехах не осталось молодого вина, его выпили до последней капли. Я буду удивлен, если после сего приключения ваш друг и вовсе сможет встать на ноги. А если осмелится бросить мне вызов, я сокрушу его силой, отнятой у него же. Так какой вам от него прок?
Ужас, вызванный его словами, был сильнее, чем тот, что пронзил ее, когда Зверь из Багбери сбросил Джеймса на землю и поднял Уильяма
О таком исходе она даже не задумывалась. Несчастье, постигшее Джеймса, представлялось ей недолговечным, и она в мыслях не допускала, что он, возможно, останется прикован к постели…
– Подарите его той рыженькой скромнице, воспитаннице или кем она приходится нашему проповеднику. Дева сия как раз и создана для того, чтобы поправлять калекам подушки и потчевать их жидкой кашей. Вы же рождены повелевать и наслаждаться жизнью. А коли вам тяжело идти по Второй дороге, так оттого лишь, что нет спутника вам под стать.
– А если бы таковой спутник нашелся?
– Тогда вы могли бы делать все, что захотите.
«Никогда не поворачивайся спиной к ощерившейся собаке, – учил ее брат. – Медленно отступай назад, не сводя с нее глаз, и думай о том, кого позвать на помощь. Или как отбиться самой». Главное, не впадать в панику и повторять, что собака скалится потому, что на самом деле она тебе улыбается, а иначе давно бы тебя искусала. Если убедить себя в этом, будет не так страшно.
– У меня закружилась голова, – коротко сказала Лавиния. – Я хочу спуститься вниз.
Она дождалась, когда он сойдет и скроется в церкви, и лишь затем спустилась сама, то и дело озираясь, словно дух мог вырваться из тела Чарльза, подлететь к ней и столкнуть ее вниз. Глупый, необоснованный страх, потому как призрак основательно угнездился в теле мальчика.
Да и живой она пригодится ему больше. Ведь она, Лавиния, баронесса Мелфорд, обладательница самой непристойной коллекции фарфора во всем королевстве, вообще-то лакомый кусочек для любого чернокнижника. Хотя по ней и не скажешь. Иногда она задумывалась о том, что с юридической точки зрения их брак с сэром Генри считался бы недействительным, так что лишить ее состояния мог любой врач-акушер, если бы родне барона хватило ума пойти по этому пути, а не засыпать ее письмами с угрозами и мольбами. Чтобы успокоить голос совести, она напоминала себе, что, учитывая все то, что сделал с ней барон, единственное его упущение уже не играло роли.
Так или иначе, он растлил ее, и растлил основательно. Иначе с какой стати Дэшвуд разговаривал с ней так, словно нашел родственную душу? От этого становилось противно вдвойне.
Ступив на площадку, Лавиния запустила правую руку в карман, нащупала флакончик со святой водой, вынула пробку. У нее будет только один шанс. Не упустить бы.
Когда она спустилась, церковь выглядела совершенно иначе. Какие-то тени шевелились вдоль стен, и от них веяло такой жутью, что вглядываться не хотелось. А сверху, с потолка, капала кровь. Лавиния даже подставила ладонь, чтобы убедиться в реальности этой крови, но капли исчезали, не долетая до руки, а стекали они со стола, за которым пировали апостолы…
– Лавиния, ты пришлась мне по сердцу, – сказал Дэшвуд, маня ее к купели.
Еще одно видение или деревянный змей на несколько дюймов подобрался ближе к голубке?
– Давно не видывал я женщин, подобных тебе. Я думал, что они канули в небытие, и новый век разбавил им кровь, и в венах у них течет грязная водица, как в сточной канаве после дождя. Но ты не такая, как они все. Не такая, как лупоглазая кукла с косами, обмотанными вокруг ушей. Пожелай что угодно из того, чем обладает она, – любую драгоценность, надел земли, привилегию, – и желаемое окажется у твоих ног.