Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну
Шрифт:
Теперь становится более понятной и по-человечески оправданной неуязвимость Азефа в отношении неоднократных попыток его разоблачения революционерами в 1903-1906 годы – Гоц не мог не стоять горой за своего спасителя.
Разумеется, в данном случае Азеф действовал не по воле петербургского начальства. Ратаев свидетельствует и о крайней подавленности Азефа, и о чрезвычайной его раздраженности на начальство. Департамент он обвинял в аресте Ремянниковой, а непосредственно Плеве – в Кишиневском погроме.
Но, как мы помним, после этого ареста (в феврале) и погрома (в апреле) прошло уже немало
И вовсе не благородные мотивы двигали Азефом, спасавшим Гоца от выдачи России: Азеф не мог допустить попадания к русским властям еще одного человека, полностью посвященного в самые интимные стороны его, Азефа, антиправительственной деятельности!
Мало того, явиться на глаза Ратаеву Азеф рискнул только тогда, когда убедился, что опасность попасть Гоцу в руки полиции в ближайшие времена ликвидирована. Гершуни, таким образом, оставался единственным свидетелем, способным уличить его перед Зубатовым, Лопухиным и прочими начальниками – а это уже давало шансы оспаривать его возможные обвинения.
Но, как выяснилось позже, от неприятных объяснений по крайней мере с Зубатовым Азеф был освобожден.
Уфимское убийство и арест Гершуни подвели черту и под деятельностью БО, и под остатками доброго отношения Плеве к Зубатову. Карьера последнего должна была в ближайшее время катастрофически обрушиться.
В самом конце мая 1903 года Плеве произвел прямой удар непосредственно по деятельности Зубатова: выпустил циркуляр, запрещающий сионистские организации. При этом Плеве недвусмысленно объяснил, что относит к таковым и Независимую еврейскую рабочую партию.
Подчиняясь решению министра, 3-6 июня 1903 года партия самораспустилась. М.В.Вильбушевич эмигрировала в 1904 году сначала в США, затем – в Палестину и была там в числе лидеров сионистского движения; умерла в Тель-Авиве в 1961 году.
12 июня 1903 года последовал указ о конфискации всего движимого и недвижимого имущества армянской церкви – Плеве бил по всем проявлениям национальной самостоятельности. В ответ по всей Армении летом проходили массовые демонстрации протеста, а в октябре 1903 года было неудачное покушение на инициатора этой акции – наместника на Кавказе князя Г.С.Голицына, после чего тот был удален с Кавказа. На два года вся Армения осталась без начальных школ, т.к. все они были церковными; только в августе 1905 года изуверский указ был отменен.
В июне же в военных действиях между Плеве и Зубатовым наступила пауза: министр выехал в сопровождении начальника переселенческого управления А.В.Кривошеина в Сибирь – выяснять вопросы организации крестьянских переселений; отдадим должное его политике в этом вопросе – это был разумный отклик на возникшую проблему вопиющего аграрного перенаселения. Увы, уже через полгода переселенческий поток приостановился более чем на два года: все железнодорожные пути в Сибирь были заняты военными перевозками – началась война с Японией.
К концу июня на юге вспыхнули забастовки, охватившие целый ряд городов: Баку, Одессу, Тифлис, Батум, Николаев, Киев,
Администрация в Одессе занимала крайне нерешительную и непоследовательную позицию – справедливые, как почти всегда поначалу, требования рабочих не были удовлетворены. Никто, включая Шаевича, не смог предвидеть роста настроения масс, подогреваемых вестями о забастовках в других городах и революционной агитацией.
Еще до наступления пика этих событий Зубатов понял, что ситуация ускользает из его рук, и вот тут бросился за поддержкой к Витте.
В мемуарах Витте, представившего эту встречу как первое знакомство с Зубатовым, рассказано, что Зубатов предупреждал о революции, на грани которой стоит Россия, и о том, что борьба с ней чисто полицейскими мерами, на которые надеется Плеве, обречена на неудачу. Самому Плеве, которого Зубатов неоднократно спасал, грозит смерть.
Витте отказал Зубатову в поддержке и посоветовал выяснять все его претензии непосредственно с Плеве.
От Витте Зубатов отправился к князю В.П.Мещерскому, где повторил свои предупреждения и просьбы и упомянул о неудачном посещении Витте. Мещерский же, как якобы стало известно Витте позже, пошел со всем этим к Плеве и выдал ему Зубатова, за что последний вскоре и был изгнан.
Версия эта вошла в большинство жизнеописаний Зубатова. При правдоподобности деталей она имеет вполне определенные черты придуманной конструкции.
Прежде всего, она не содержит никакого криминала, который оправдывал бы гнев Плеве на Зубатова. Витте был не в курсе того, что его прежние контакты с Зубатовым, начавшиеся еще в феврале, не были секретом ни для Плеве, ни для Лопухина и Медникова – ближайших соратников Зубатова; все они были уверены Зубатовым, что тот хочет примирить Витте с Плеве [580] ; следовательно, сообщение о новом таком контакте взрывной силой обладать не могло. Содержание же беседы в том виде, как изложил Витте, также ничего особо нового для Плеве не имело: Зубатов сам заявил Витте, что все это он многократно докладывал Плеве. Так оно и должно было быть, поскольку Зубатов много сил тратил раньше на то, чтобы иметь Плеве на своей стороне.
580
Письмо Медникова к Спиридовичу от 14 февраля 1902 года. // «Красный артив», т. 17, 1926, с. 198.
Между тем, определенный криминал в этой беседе должен был иметь место. На это указывают две детали. Первая: Витте считал Мещерского предателем; следовательно, считал, что Мещерскому было что предавать. Вторая: Лопухин, явившийся к Витте в сентябре в Париже выяснять обстоятельства отстранения Зубатова, прямо поставил перед Витте вопрос, не была ли причина этого в недостаточной тщательности сохранения самим Витте секретов его переговоров с Зубатовым. Следовательно, и Лопухин, оказавшийся тоже причастным к этим секретам, знал, что тут было что скрывать.