Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)
Шрифт:
Теперь, когда все более — менее прояснилось, остается ответить на самый «страшный» вопрос, который превосходит все предыдущие не только парадоксальностью, но и нелепостью на первый взгляд: почему «местечковые жидки», благодаря которым, по мнению Ленина, большевики одержали победу в революции и в борьбе за власть в России и получили потом в Советской администрации большинство мест, так жестоко расправились с «привозными» иудеями, сделавшими революцию? Это вопрос вопросов. От которого открещиваются всеми силами политиканствующие иудеи.
А все дело в том, что «местечковые жидки» видели дальше, чем «привозные профессиональные
«Местечковые жидки» нутром, интуитивно поняли главную цель заговорщиков из золотой преисподней и потому были выведены на авансцену российской трагедии. А «испорченные» романтикой вожди революции позволили себе увлечься романтикой переустройства мира, возомнили себя действительно вождями, подзабыв, чьей волей и деньгами были приведены к победе и власти. Стали выходить из-под контроля. И… были выведены из игры. Самым бесцеремонным и беспощадным образом. В борьбе за идеи Талмуда евреи не знают ни жалости, ни малейшего намека на пощаду.
ОТРЕЧЕНИЕ. ВОЦАРЕНИЕ ХАМСТВА
Как только Царь отправился в Ставку, в Петрограде резко обострилась обстановка. Начались волнения рабочих. Забастовали сразу несколько заводов. В том числе Путилбвский. Социалисты — агитаторы призывали поддержать путиловцев. Заводские территории были запружены рабочим людом. Мрачные толпы слушали внимательно агитаторов, кричавших до хрипоты. Обстановку подогревало плохое снабжение города топливом и продовольствием. Кто-то над этим поработал. Правительство недоумевало, обнаруживая то там, то здесь в железнодорожных тупиках на подходе к Питеру эшелоны с углем и продовольствием. Постепенно ситуация становилась неуправляемой.
Министр внутренних дел Протопопов ничего лучшего придумать не смог, кроме как усилить репрессии. И еще больше обозлил людей. Началось массовое агрессивное неповиновение. Полицейские силы были уже не в состоянии сдерживать волнение. Подключили армию. Но и армейских сил было недостаточно. К тому же в казармах развернули активную агитацию пропагандисты — революционеры и, по сути, деморализовали армейские части. Младшие командиры не стали выполнять приказов. А затем целыми подразделениями начали переходить на сторону восставших. И вскоре весь город оказался в руках революци онеров. Дума туг же приступила к формированию Временного правительства.
Тем временем в Ставке Верховного Главнокомандующего как бы не замечали того, что происходит в Питере. Никто ничего не мог понять. То ли Государь не располагал информацией, то ли ему было наплевать на все. Генерал Гурко и другие приближенные, располагавшие сведениями, пытались открыть ему глаза на суть происходящего и убедить не медлить с принятием мер. Но Царь был глух к их словам, потому что к этому моменту он уже не доверял ни Гурко, ни другим. Он считал, что его умышленно дезориентируют и подбивают на неправильные решения. Тем более, все они в один голос убеждали его дать народу конституцию. О которой ему уже уши прожужжали.
Но 12 марта Царь уже располагал официальиыми данными о том, что происходит в Петрограде. Он был так поражен случившимся, что решил немедленно
Он принимает решение поехать на Псков в Ставку Главнокомандующего северным фронтом генерала Рузского.
Здесь все находились под впечатлением событий в Петрограде. Государь, не мешкая, тут же телефонировал в Думу Родзянко, что он согласен на все уступки. Родзянко ответил: «Уже поздно».
Что ж! Надо было решаться на что-либо, одно из двух — либо отречение, либо идти на Петроград с верными ему войсками. Но идти на Петроград — это гражданская война. Такой оборот дела, будучи в состоянии войны с Германией, — немыслим для России.
Остается отречение.
15–го утром он направляет в Думу телеграмму об отречении от престола в пользу сына. Приняв такое решение, он ощутил острую тревогу. Он отлично понимал, в чьи руки отдает сына. Знал, кто станет при нем регентом, знал, какие дела будут твориться именем малолетнего, болезнен ного Императора. Отдать его в руки этой жадной толпы царедворцев — все равно что предать.
Царь пригласил к себе профессора Федорова, бывшего в свите. Его мучил все тот же вопрос — истина о здоровье Цесаревича.
— Скажи мне, Сергей Петрович, как на духу, болезнь Алексея и в самом деле неизлечима?
— Да, Ваше Величество. Но это вовсе не означает скорый конец. Бывают случаи, когда больной живет продолжительно и достигает почтенного возраста. Все во власти случайности…
— М — да! — Император грустно покачал головой. — Именно так мне и говорили. Ну раз так, раз Алексей не может быть полезен России, как я того желал бы, то мы оставим его при себе.
И он тут же написал акт об отречении от престола с пользу двоюродного брата великого князя Михаила Александровича.
Вот дословный текст Акта.
«А К Т об отречении Государя Императора Николая II от престола Государства Российского в пользу Великого Князя Михаила Александровича.
В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей Армии, благо народа, все будущее дорогого Нашего отечества требует доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия Наша, совместно со славными нашими союзниками, сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплоченность всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной Думой, признали Мы за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с себя Верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу