Заговоренный меч
Шрифт:
Предвидения султана Касыма сбывались. В короткий срок Мухаммед-Шейбани привел к прежнему повиновению тимуридов, владевших Мавераннахром, завоевал Андижан и Хорезм, подчинил Ташкент. Наступил час Белой Орды. По имевшимся у Касыма сведениям, Абулхаиров «барс» собрал пятидесятитысячное войско и готовился к походу на Созак и Улытау, стремясь поначалу лишить Белую Орду всех связей с внешним миром, во всяком случае с этой стороны. Обитавший в Сарайчике Бурундук лишь формально числился ханом, и все решал теперь султан Касым. Очевидно было, что Мухаммед-Шейбани попытается сыграть именно на этих разногласиях между ханом и главным военачальником.
Вернувшись
А Мухаммед-Шейбани настолько уверился в том, что Белая Орда окончательно развалилась, что решился воевать одновременно на юге и на севере. Причем сам с пятидесятитысячным войском двинулся на Хорасан и Иран, а против Белой Орды направил два отдельных войска. Новый правитель Ташкента — сын Абулхаира Суюнчик — с двадцатью тысячами лашкаров двинулся в глубь степи на Улытау, а его брат Кушкинчик, возглавивший Туркестанский вилайет, осадил с тридцатитысячным войском Созак…
Появление невиданной огромной армии Белой Орды во главе с султаном Касымом и братом его Камбар-батыром было полной неожиданностью для обоих сыновей Абулхаира. И хоть еще недостаточно обучена была эта армия, но от первого натиска ее побежали регулярные войска, состоящие из опытных, закаленных в боях лашкаров. В один и тот же день были наголову разбиты оба полководца Мухаммеда-Шейбани и больше половины их войска полегло у самых подступов к степи Дешт-и-Кипчак. Оставшиеся в живых обратились в бегство, и разрозненные отряды беглецов соединились на том самом месте, откуда выступили в поход.
А конница Белой Орды продолжала преследование через безводные пески и солончаки. Тысячи трупов гнили и разлагались под туркестанским солнцем. Мало кто из выступившего войска добрался до Ташкента. Султан Касым вынужден был удерживать батыров, желавших ворваться в Ташкент и Мавераннахр. Им по простоте душевной казалось, что эта победа решила все. А султан Касым хотел, чтобы Мухаммед-Шейбани как можно дольше оставался в Хорасане и Иране. Он понимал, что Белая Орда еще не готова к решительной схватке.
Вскоре после этих событий с негласного разрешения всеказахской сходки прикочевал с Жаика со всеми чадами и домочадцами хан Бурундук. И словно вместе с ним пришли бедствия. Неслыханный джут <Д ж у т — массовый падеж скота обрушился на степь, а особенно на казахские и киргизские кочевья Притяньшанья. Зима выдалась на редкость холодной, и многие аулы оказались в бедственном положении.
Часть аулов рода дулат не смогла, как в другие годы, выехать на джайляу к Чу и Жуан-арыку. Скот был истощен, а вдобавок все взрослые мужчины, способные сидеть в седле и носить оружие, стояли под знаменем Белой Орды на туркестанской границе. Неясно было еще, будет ли Мухаммед-Шейбани продолжать свои завоевания в юго-западном направлении или вернется и всей своей мощью обрушится на степь Дешт-и-Кипчак…
Пока что оставшиеся дулатовцы заняли пустующие угодья вдоль реки Талас. Но в один несчастливый день мирные беззащитные аулы были разбужены громовым кличем: «Керей!.. Бурундук!.. Бурундук!..» Неизвестно
Это был возвратившийся Бурундук. Узнав, что на его джайляу поселились чужие аулы, он обрадовался, что сможет хоть чем-нибудь досадить казахским родам, не пожелавшим его правления. Джайляу испокон веков считались навеки закрепленными за определенными родами, аулами и семьями. Этот порядок не смел ломать никто, даже хан. Так что султан Касым не будет иметь никакой возможности защитить дулатовцев. И полный злорадства хан Бурундук во главе полутысячи туленгутов с дубинами и плетями в руках напал на беззащитные аулы.
— Я покажу, как врываться в чужое хозяйство!.. — вопил он, возвышаясь над плачущими женщинами и детьми на своем громадном коне. — Грязные собаки! Кто разрешил вам занимать мое урочище? Воры!.. Нахальная голытьба!..
— Ведь мы же казахи, ваши подданные! — умоляли его седобородые старики. — Подождите хоть до утра и не громите наши юрты! Как рассветет, мы сами уедем отсюда!..
— Немедленно вон, или всех привяжу к хвостам!.. — заорал Бурундук и принялся хлестать камчой стариков.
От него не отставали и туленгуты. Многие аксакалы были избиты до полусмерти. Давно не нюхавший крови на поле боя Бурундук получил истинное наслаждение. Всю ночь он носился по несчастным аулам, похожий на колдуна-упыря, порастерявшего своих джиннов. Еще до рассвета все жители были выгнаны в открытую степь, а юрты их разгромлены и сожжены.
Люди шли как после вражеского нашествия, неся на плечах погибших сородичей, которых не позволили даже похоронить…
Услышав о том бесчинстве, воины-дулатовцы в приступе гнева решили пустить по ветру ханские аулы. Им вызвались помочь джигиты из других родов, которые вместе с ними плечом к плечу сражались с войском Абулхаировой Орды. И только глава рода дулат отговорил их от этого:
— В ханстве живем мы, хоть и недостойный у нас хан. Не будем же повторять беззакония, потому что конца-краю им тогда не будет. Поставим в известность обо всем султана Касыма!..
Но султан Касым уже сам скакал в ханское урочище, чтобы узнать, что там произошло. Лишь несколько батыров сопровождали его. Словно заранее узнав о его приезде, встретил Бурундук султана на краю своего аула. Хан сидел, подобный гранитной глыбе, на гигантском вороном жеребце. А позади на конях — четверо ханских сыновей, похожих на балбалы вокруг каменного идола. Все они были с ног до головы закованы в броню, литые латы закрывали им грудь, руки и ноги обмотаны кольчугой. Палицы с чугунными наконечниками свисали с боков, двуострые пики торчали над головами…
В грозном молчаливом строю встретили они приближающихся батыров. Имевший даже в обычные дни устрашающий вид, Бурундук был сейчас по-настоящему страшен. Почерневшее лицо его было давно не брито, щетина торчала, как у старого камышового кабана, глаза налились кровью…
Батыры остановились на расстоянии.
— Ассалаумагалейкум, Бурундук-хан! — поздоровались они, не слезая с коней.
Только сыновья едва заметно пошевелили губами, а Бурундук даже не ответил на приветствие.
— Подъезжай-ка ко мне, мой султан Касым, — прорычал он, помахивая дубиной. — У меня есть о чем с тобой поговорить!