Закат империи. От порядка к хаосу

Экштут Семен Аркадьевич

Художники-мирискусники без особого сожаления рас­стались с обветшалыми художественными традициями, но вместе с водой выплеснули и ребенка. Им так и не удалось создать полноценный творческий союз. Строго говоря, «Мир искусства» был художественным объединением, издававшим одноименный журнал, но не был творческим союзом с официально принятыми всеми членами уставом и программой. Для мирискусников свобода творческого самовыражения всегда была самодостаточной ценностью, оправданной самим фактом своего существования. Они в высшей степени настороженно относились к любой регла­ментации художественной деятельности. Именно эта насто­роженность и помешала им создать полноценный творческий союз. Для Александра Николаевича Бенуа история русской живописи была историей осознания художником идеи твор­ческой свободы. В опубликованной в 1902 году «Истории русской живописи в XIX веке» Бенуа писал: «Художники нашего времени боятся "общества", боятся общей работы, за которой могло бы пострадать отдельное творчество каждо­го из них, утратиться свежесть и непосредственность. Вот почему, несмотря на то, что движение это уже имеет свою историю, уже существует второй десяток лет - всё еще ниче­го не устроилось из него цельного, прочного, объединенного на многие годы. <...> "Мир искусства" - преимущественно журнал личной свободы творчества, безусловно лишенный какой-либо определенной тенденции. <...> Заслуга "Мира искусства" огромна. "Мир искусства" не создал программы для течения, которое по самой своей сути отвергает всякую программу,

но он объединил усилия всех этих отдельных людей и тем самым воодушевил, утешил этих художников, помог тому, чтобы отвлеченный, всем им общий идеал по­лучил решительную силу и ясность» ³⁶². Однако подобное художественное объединение «кучки лиц», связанных лишь общностью деятельности, «которую иначе как довольно-таки туманным термином служения красоте, искусству не назовешь» ³⁶³, это аморфное объединение не могло быть долговечным. Издание журнала «Мир искусства» окончилось №12 за 1904 год. В начале следующего 1905 года стало очевидно, что журнал прекратил свое существование и не будет возобновлен. Смерть журнала означала фактическую смерть художественного объединения. Если Товарищество передвижников имело полувековую историю, то деятель­ность мирискусников продолжалась несколько лет. Если передвижники благодаря ежегодным выставкам знакомили со своим творчеством города и веси необъятной России и в течение двух десятилетий имели огромное влияние на всё русское образованное общество, то мирискусники были известны лишь в кругу рафинированной и хорошо обеспе­ченной петербургской и московской интеллигенции. Однако именно внутренняя свобода мирискусников позволила им произвести решительный переворот как в литературных, так и в художественных вкусах своего времени. «Мир ис­кусства» открыл глаза современникам на классическую красоту Петербурга и окружающих его императорских дворцов, на изящество художественной жизни предше­ствующих царствований - от времен Елизаветы Петровны до Александра I — и на дотоле мало кем оцененную красоту средневековой архитектуры и русской иконописи. Соб­ственно мирискусники заставили русского интеллигента Серебряного века задуматься как о современном значении древних цивилизаций и верований, так и о необходимости серьезно переоценить отечественное литературное и худо­жественное наследие. В 1904 году Дягилев, размышляя об осени Товарищества передвижников, сформулировал очень важную для истории искусства проблему: «Хотя это и не­избежный закон истории, но неужели же всякий конец есть тление и нельзя быть живым "взятым на небо" - в искусстве это, казалось бы, возможнее, чем где-либо» ³⁶⁴. И если пере­движники всецело принадлежат исключительно истории искусства, то мирискусники глубоко современны: наши визуальные образы - от событий Петербургского периода русской истории до представлений о том, как должен вы­глядеть элитный художественный журнал, эксклюзивная книга, изысканные театральные декорации и костюмы, — во многом сформированы именно мирискусниками.

Подобно тому как поэты Серебряного века позицио­нировали себя прямыми потомками и продолжателями поэтов века золотого, полностью игнорируя поэтическую традицию предшествующих десятилетий, отказывая ей в праве на существование, так и мирискусники осознавали себя преемниками художественной культуры «семнадца­того столетия» и наследниками русского искусства начала XIX века. И поэты Серебряного века, и мирискусники воспринимали историю отечественной культуры как цепь событий, из которой можно безболезненно устранить те или иные несимпатичные им звенья. В этом заключалось их принципиальное отличие от деятелей революционного движения. Идейные революционеры дорожили всем, что могло быть представлено как протест против существующе­го строя или как попытка, пусть даже неудачная, этот строй ниспровергнуть. Вот почему Николай Николаевич Гусев, недолгое время пребывавший на периферии революцион­ного движения, осознавал самого себя ни много ни мало как наследника русской революционной традиции и про­должателя дела декабристов и народовольцев. И сознание этого сообщало всем его поступкам уверенность и чувство собственной правоты. Он был преисполнен энтузиазма, которого был лишен «мягкотелый интеллигент».

Начавшаяся первая русская революция поставила ин­теллигентного человека перед необходимостью сделать выбор: нравственно поддержать власть перед лицом над­вигающейся смуты или радоваться крушению этой власти. Сергей Павлович Дягилев, лично обязанный Николаю II за неоднократные субсидии, встретил весть о начале револю­ции с бокалом шампанского в руках. Даже если интеллигент не был связан с революционным подпольем и мало интере­совался политикой, то и в этом случае он не был склонен поддерживать власть, предпочитая от нее дистанцироваться и не понимая того, что крушение этой ненавистной власти будет означать неизбежный крах привычного жизненного уклада. В дни Всероссийской октябрьской стачки Дягилев, ранее неоднократно заявлявший о своей политической индифферентности, оказался в Петербурге и стал свиде­телем революционных событий, воспринятых им, прежде всего, эстетически — как яркое и запоминающееся зрелище: «Вчера вечером я гулял по Невскому в бесчисленной черной массе самого разнообразного народа. Полная тьма, и лишь с высоты Адмиралтейства вдоль всего Невского пущен элек­трический сноп света из огромного морского прожектора. Впечатления и эффекты изумительные. Тротуары черны, середина улицы ярко-белая, люди как тени, дома как кар­тонная декорация» ³⁶⁵. Когда образованный человек смотрит на охваченный революционным брожением город исклю­чительно сквозь призму эстетики, наслаждаясь небывалой зрелищностью происходящего, власть оказывается один на один с революционным подпольем. Власть, не получившая никакой моральной поддержки со стороны образованного общества и давно уже лишенная энтузиазма, еще может противопоставить своим будущим ниспровергателям гру­бую материальную силу, но уже не в состоянии одержать моральную победу. На стороне самодержавия были все атрибуты государственной власти и вся мощь машины по­давления, на стороне революционеров — энтузиазм, чувство сопричастности революционной традиции нескольких поколений и сила революционной организации, спаянной единым уставом, единой программой и жесткой партийной дисциплиной.

За день до того, как 24 марта 1905 года московские ин­теллигенты собрались в «Метрополе», чтобы чествовать Дягилева, живущий в Женеве Ленин тщательно изучал во­прос о подготовке вооруженного восстания: он обдумывал все высказывания Карла Маркса и Фридриха Энгельса о революции и восстании, читал труды военных специалистов, всесторонне обдумывал технику вооруженного восстания и его организацию ³⁶⁶. Уже была написана знаменитая ленин­ская фраза: «...дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию!» ³⁶⁷

У Владимира Ильича и Сергея Павловича было много общего. И тот и другой были провинциалами. Ульянов ро­дился в 1870 году, Дягилев - в 1872-м. Ульянов окончил Симбирскую гимназию, Дягилев - Пермскую. В момент окончания гимназии Ульянов, незадолго перед этим по­терявший отца, узнал о казни старшего брата Александра, приговорённого к повешению за участие в подготовке покушения на Александра III. Вскоре Ульяновы были вы­нуждены навсегда покинуть Симбирск. Через несколько месяцев после окончания гимназии Дягилевым его отец по решению суда был объявлен несостоятельным должником, следствием чего стала продажа имения Бикбарда и дома в Перми. В 1891 году Ульянов сдал экстерном экзамены на юридический факультет при Петербургском университете, летом 1896 года Дягилев окончил тот же факультет того же университета, однако практически

ни тот ни другой не работали по специальности. Зато оба они довольно быстро заняли лидирующие позиции: Дягилев - в среде столичной художественной интеллигенции, Ульянов - в революцион­ной среде. В июле 1900 года Ульянов выехал за границу, где наладил издание газеты «Искра», ставшей центром объеди­нения партийных сил, воспитания партийных кадров и спло­чения их в централизованную партию. Накануне отъезда за границу Ульянов, за плечами которого уже были тюрьма и ссылка, объехал ряд городов империи и создал в них опорные пункты для будущей газеты. В первой половине 1900-го он посетил Уфу, Москву, Петербург, Нижний Новгород, Са­мару, Сызрань, Подольск, Ригу, Смоленск. Его путешествие по России вполне сопоставимо с путешествием Дягилева по дворянским гнездам, состоявшимся четырьмя годами позже. Однако на этом сходство заканчивается.

«Мир искусства» был первым художественным объеди­нением в России, имевшим собственный печатный орган. Однако мирискусникам была глубоко чужда мысль о том, чтобы сделать свой журнал сугубо партийным изданием.

Уже в январе 1899 года Константин Сомов писал: «Журнал вместо свободного и независимого и справедливого делается партийным и односторонним...» ³⁶⁸Впрочем, Константин Андреевич несколько сгущал краски. Мирискусники созна­тельно выступали против академической рутины и изжив­ших самих себя передвижников, они с энтузиазмом боролись за обновленное русское искусство, способное достойно представить Россию на Западе, но все эти амбициозные за­дачи было невозможно решить без сплочения наличных сил в союз единомышлешшков. Однако мирискусники так и не рискнули превратить свое художественное объединение в творческий союз с единым уставом, программой и формаль­ными правилами приема новых членов, а «Мир искусства» -в партийный печатный орган. Искусством можно заниматься вне рамок творческого союза; для торжества нового худо­жественного направления, для его победы над косностью в искусстве, занимающей, однако, ключевые высоты в ин­теллектуальном пространстве и активно противостоящей проникновению новых идей (вспомним нападки Стасова на «декадентов»), - для всего этого нужна организация, создать которую мирискусники не смогли, да и не хотели создавать. В их среде не было принято говорить о том, на какие деньги издается художественный журнал. Дягилев был едва ли не единственным, кто был озабочен поиском денег для из­дания исключительно затратного журнала. Однако даже наблюдавшееся в течение ряда лет стабильное отсутствие окупаемости не заставило Сергея Павловича пересмотреть концепцию журнала и сделать «Мир искусства» журналом рентабельным, не нуждающимся в ежегодных субсидиях.

В самом начале своей деятельности мирискусники повели самую настоящую наступательную войну против рутины в искусстве, но они забыли, что наступление должно пре­следовать решительные цели и вестись всеми имеющимися средствами. Их цели были достаточно решительными, но умело маневрировать всеми имеющимися в их распоряже­нии средствами они так и не научились. Владимир Ильич Ульянов превосходно умел это делать: на протяжении всей своей политической деятельности он был убежденным сто­ронником наступательной войны против своих идейных про­тивников, в этой войне он всегда преследовал решительные цели и всегда вводил в наступление все имеющиеся в его распоряжении средства. Но он никогда не был авантюристом и прекрасно понимал, к каким трагическим последствиям может привести несвоевременная и плохо подготовленная атака. Он раньше других понял, какой грозной силой являет­ся революционная организация, и осознал, что нелегальная общерусская политическая газета необходима для создания централизованной политической партии. В марте 1902 года в Штутгарте была опубликована книга Владимира Ильича, подписанная псевдонимом Н. Ленин и не без претензии на­званная «Что делать? Наболевшие вопросы нашего движе­ния». На первых же страницах этой книги Ленин (впервые он воспользовался этим псевдонимом в декабре 1901-го) создал выразительный портрет группы революционеров, сплотившихся в политическую партию и намеревающихся перевернутьРоссию.

«Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в сосед­нее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения. И вот некоторые из нас принимаются кричать: пойдемте в это болото! — а когда их начинают стыдить, они возражают: какие вы отсталые люди! и как вам не совестно отрицать за нами свободу звать вас на лучшую дорогу!
– О да, господа, вы свободны не только звать, но и идти, куда вам угодно, хотя бы в болото; мы на­ходим даже, что ваше настоящее место именно в болоте, и мы готовы оказать вам посильное содействие к вашемупереселению туда. Но только оставьте тогда наши руки, не хватайтесь за нас и не пачкайте великого слова "свобода", потому что мы ведь тоже "свободны" идти, куда мы хотим, свободны бороться не только с болотом, но и с теми, кто поворачивает к болоту!» ³⁶⁹

Эпилог 1917 год

Встреча Нового года всегда провоцирует размышления о том, каким станет год наступающий и в чем будет его отличие от года предшествующего. 1917 год не был исклю­чением. Если мы вчитаемся в первые номера российских газет, вышедших в свет 1 января, то перед нашим взором возникнет былое в его незавершенности и непредсказуемо­сти. Искушенный политик и опытный финансист, рабочий и крестьянин, боевой офицер и обычный российский обы­ватель - все надеялись, что наступивший год развяжет, на­конец, те гордиевы узлы, что в изобилии появились в пред­шествующие годы. Первая мировая война продолжалась, и все россияне вне зависимости от их сословной принадлеж­ности жаждали мира. И хотя прошедший 1916 год, несмотря на грандиозный успех Брусиловского прорыва, не принес окончания мировой бойни, россияне верили, что 1917 год станет годом победы союзников и поражения центральных держав. Однако реальная российская действительность на­ходилась в очевидном противоречии с этими радужными надеждами.

О чем же писали в этот день газеты? Печатные издания вне зависимости от их партийной принадлежности и поли­тических симпатий без обиняков говорили о неизбежности революции. Сейчас, спустя 90 лет после описываемых со­бытий, иногда даже кажется, что газеты исподволь гото­вили сограждан к неизбежным социальным потрясениям. Разумеется, это всего лишь иллюзия, однако в начале января 17-го для наиболее образованных и проницательных рос­сиян неотвратимость радикальных перемен в ближайшем будущем была очевидной. Депутат Государственной думы осознавал, что Российская империя встречает Новый год в условиях нарастающего государственного кризиса, поэтому он не побоялся сформулировать радикальный вывод: «Нуж­но разрушающуюся систему безответственности заменить управлением ответственным... Изменение системы управ­ления становится снова лозунгом момента...» ³⁷⁰Политик пророчил России политическую революцию. Экономист утверждал, что экономика страны смертельно больна и что только радикальное хирургическое вмешательство способно покончить с затянувшейся болезнью. Экономист подсчитал, что в обращении находится около 8,5 миллиарда бумажных денег, ценность которых падает с каждым днем. Свои воен­ные расходы Российская империя покрывала в значительной мере за счет выпуска бумажных денег. Экономист предлагал обложить прогрессивным подоходным и поимущественным налогом всех россиян, иначе избыток с каждым днем деше­веющих бумажных денег приведет к неизбежному краху всей финансовой системы и к остановке производства ³⁷¹.