Закат империи
Шрифт:
Харменсон пришёл в себя от ведра воды, выплеснутой в лицо.
На голову словно церковный колокол надели и колотили по нему камнями. Харменсон, откашлявшись и промигавшись, начал вспоминать, почему, собственно, находится в таком плачевном состоянии. И, поднатужившись, всё-таки припомнил… Из-за баррикады высунулось жерло бронзовой пушки, тут же выплюнувшее порцию картечи, а затем защитники города (почему-то половина из них отличалась смуглыми носатыми индейскими физиономиями, а половина другой половины вообще оказались черномазыми) открыли ураганный огонь из своих дьявольских ружей. Пираты, не раз ходившие на абордаж, уже пришли в боевую ярость и видели цель, им было наплевать, сколько там их
Причард. Отрядом ополчения командовал бывший пиратский капитан Джон Причард. Поседевший, малость погрузневший, но нисколько не разучившийся владеть клинком. И всё с той же ехидной усмешечкой, скотина… Поединок двух капитанов, не случись он посреди кипевшей рукопашной схватки, мог бы стать воистину эпической картиной. Но в пылу боя этой эпики никто не заметил. Сзади захлопали хорошо уже знакомые взрывы картечных фугасов. Харменсон не обернулся: и так ясно, что в дело вступили морпехи, а сен-доменгцы пальнули из своих пушек по пристрелянным позициям… Кто знает, на чьей стороне сегодня была бы удача, если бы за спиной Харменсона не раздался какой-то странный шум. В какое-то мгновение, уходя от косого рубящего удара, он бросил взгляд на пройденное пиратами поле перед окраинами. И у опытного пиратского капитана глаза на лоб полезли.
Конница! Испанская конница, вклинившаяся между пиратами и пошедшими в атаку королевскими морскими пехотинцами! "Будь прокляты здешние братья, если имеют дело с донами!…" Харменсону тогда и в голову не пришло, что это местные, сен-доменгские испанцы. Конный отряд в две сотни сабель пришёл из Сантьяго-де-лос-Кабальерос в столицу всего за сутки до сражения. И оказался как нельзя кстати. Комендант Реми сразу нашёл ему применение. Конница исправно выполнила свою задачу, не позволив английским отрядам соединиться и пустив кровь морпехам, тут же перестроившимся в каре. Но Харменсону тогда было не до того. Миг промедлил - и тяжёлая сабля Причарда плашмя опустилась ему на голову…
– Здорово, Харменсон, - вот паразит, лёгок на помине.
– Здорово, Причард, - вяло отозвался Харменсон.
– Как поживаешь?
– Неплохо, - Причард сел рядышком, взял тлевший пушечный фитиль, чудом не затоптанный в бою, и прикурил свою старую трубку.
– А ты всё в море ходишь?
– Кому что, - Харменсон, попытался пошевелиться и скривился: скрутили его надёжно, верёвки больно врезались в запястья.
– Бой закончился?
– Как видишь.
– Где наши?
– Ушли, кто смог.
– Как - ушли?
– Вот так. Им тут не очень понравилось, - страшная рожа Причарда перекосилась в едкой усмешке.
Харменсон только сейчас окончательно пришёл в себя… и понял, что его жизни настал конец. Вполне логичный конец, надо сказать. Весь Мэйн знал, что Алина-Воробушек слов на ветер не бросает, и раз пообещала его прикончить - сделает.
– Отпустил бы ты меня, - с шумом вздохнул он, глядя на Причарда снизу вверх.
– Я тебе зла не сделал.
– У меня тут доходное дельце, Джонни, - Причард пыхнул трубкой.
– Хороший уютный трактир. Если б ты зашёл ко мне в гости как друг, я бы тебя пивом угостил. А ты пришёл сгонять меня со стоянки… Нехорошо.
"Вот
– Как глупо получилось".
Если бы Причард мог слышать, о чём он думает, то несомненно бы согласился.
7
Рана не смертельная, но дьявольски болезненная: пуля угодила в кость голени, раздробив её на мелкие осколки. По тем временам - гарантированная ампутация. Каньо напоил боцмана каким-то отваром, и тот лежал на палубе, безучастно глядя в синее-пресинее небо. Два матроса готовили носилки из двух вёсел, куска парусины и канатов, чтобы спустить Хайме в шлюпку.
Галка присела рядышком на бухту каната и положила ладонь на его покрытый испариной лоб.
– Капитан… - Хайме с трудом открыл глаза и попытался улыбнуться.
– Молчи, - устало проговорила Галка.
– Береги силы, брат.
– Отвоевался я, капитан, - едва слышно, но с горьким сожалением сказал метис.
– Ногу отпилят, деревяшку приставят… А с деревяшкой мне на борт ходу нет, не то удачи не будет…
– Не горюй, братец, и на суше тебе дело найдётся, - невесело улыбнулась капитан.
– Или ты из тех, что без моря жить не могут?
– Я… - Хайме, как показалось Галке, собирался с силами, чтобы говорить.
– Я никогда не говорил тебе, как попал… на Ямайку… Я присоединился к Моргану в Порто-Белло… Если бы ты знала, что я там творил… ты бы выгнала меня ко всем чертям… Наверное… это было бы правильно…
– Сейчас уже неважно, кем ты был, братец, - Галка только сейчас поняла: Хайме собирался не с силами, а с духом, чтобы сделать это неожиданное признание.
– Важно, кем ты стал… Ты давай поправляйся скорее. С деревяшкой или без, ты нам всем нужен. Понял?
Боцман ответил ей слабой улыбкой. А потом матросы осторожно положили его в самодельные носилки, закрепили канаты и так же осторожно спустили в шлюпку.
"Эх, братец, - думала Галка, с переменным успехом борясь со своей головной болью.
– То, что ты творил в Порто-Белло - детские игры по сравнению с тем, что творю сейчас я…"
Из более чем трёх сотен человек с "Сент-Джеймса", сумевших сесть в шлюпки или рискнувших вплавь добираться до берега, после картечного залпа "Гардарики" в живых осталось меньше трети. Расстояние было убойное, а увернуться или спрятаться англичане не могли. Потому эти жалкие остатки некогда грозной силы без боя сдались отряду ополчения - местным рыбакам и лодочникам, ходившим под командованием старого пирата. Потому, когда Галка наконец сошла на берег и отправилась с братвой к месту высадки англичан, те уже были разоружены и стояли мрачной толпой на пирсе. Адмирал, где-то потерявший свой красивый лондонский парик, тем не менее старался сохранить хорошую мину при плохой игре. Один из матросов даже держал в руках его походный сундучок! "Нет, ну надо же! Там люди пачками гибли, а он о вещичках не забыл озаботиться!" - зло подумала Галка. У супругов Эшби душа была не на месте: что в соборе? Живы ли дети? А ведь там были семьи многих капитанов. Потому Галка положила себе не затягивать представление молодому Модифорду. Её глаза и так хищно сузились при виде желанной добычи - мистера Хиггинса. Уж этот-то ответит за всё "хорошее", пусть не сомневается.
– Матросов - в крепость, - недолго думая распорядилась мадам генерал, едва подойдя к пирсу.
– А с господами офицерами у меня будет отдельный разговор.
– Миледи, я вынужден заявить протест, - надменно произнёс Чарльз Модифорд.
– Протест?
– изумилась Галка.
– В нарушение законов войны, миледи, вы приказали открыть огонь по спасавшимся с тонущего корабля.
– Да? А я думала, что стреляю по вражескому десанту, - едко ответила женщина. Она кое-как умылась забортной водой, и сейчас её лицо уже не напоминало страшноватую маску.