Закат рассвета
Шрифт:
– Вон она! – послышался крик одного из солдат, и они оба побежали к ней.
Люси сопротивлялась изо всех сил. Она была вне себя от ярости и разочарования. Девушка понимала, что ее поступок сильно разозлит отца. Но в своем отчаянии она была готова на все. Эти чувства кипели внутри нее, заставляя ладони сжиматься в кулаки. Состояние это невозможно было контролировать, будто вспышка света внутри, когда перестаешь рассуждать здраво и действуешь, поддавшись эмоциям. Страх? Она его не ощущала – слишком близка была свобода, а ее душа слишком
Люси так сопротивлялась охранникам, что ее буквально волоком вели до второго уровня. Она была готова наброситься на отца с обвинениями в несправедливости прямо с порога, закричать из-за собственного бессилия, но все ее мысли испарились, когда ее завели в кабинет полковника, и она увидела суровое лицо отца.
– Сядь, – сухо сказал Дюваль, не глядя на дочь.
Она продолжала стоять.
Две пары сильных рук схватили ее и усадили в кресло. Девушка еще раз попыталась вырваться, но не смогла.
– Если ты не будешь сидеть смирно, тебя придется привязать, – резко сказал отец.
Эти слова заставили ее прекратить сопротивляться.
– Не надо, я буду сидеть смирно! – воскликнула она и в доказательство вцепилась руками в подлокотники кресла.
Люси старалась сохранять спокойствие, но сердце бешено стучало в груди, готовое вот-вот вырваться наружу.
Убедившись, что девушка действительно успокоилась, по крайней мере внешне, солдаты отпустили ее, и встали сзади, следя за каждым ее движением.
Дюваль вышел из-за стола и подошел к дочери.
– Как ты могла?! – в ярости закричал он. – Как ты могла?! Ты – дочь полковника! У тебя было все, что возможно достать в этих условиях. Я предоставил тебе максимум комфорта, который тут есть не у каждого. Ты жива только потому, что я занимаю этот пост. Как ты могла подвергнуть всех нас опасности, отлично зная, какая сейчас ситуация. Ты пошла против меня из-за какого-то вампира?! Зачем ты помогла сбежать донору?! Ответь мне, Люси – почему? Ты же прекрасно знаешь, кто они и какие это чудовища!
Девушка, до этого момента сидевшая, опустив глаза в пол, неожиданно подняла голову при слове «чудовище». Волна негодования обрушилась на нее, придавая ей храбрости. Звенящим от волнения голосом она бросила в лицо отцу:
– Это ты чудовище, папа! Ты так сильно их ненавидишь, а сам ведешь какие-то общие дела с одним из них. Ты используешь этих «чудовищ», заведомо зная, что зараженная кровь их убивает. Они такие же, как и мы! У них есть душа, папа! И если ты говоришь, что они чудовища, тогда ты намного хуже них.
Люси овладело пьянящее чувство – словно распались незримые оковы, и она наконец-то вырвалась на свободу.
Полковник был поражен словами дочери. Он не ожидал такого взрыва и не мог найти правильных слов, чтобы образумить ее. Наконец он вздохнул, решившись на последнее средство:
– Девочка моя, я не хотел тебе говорить, но твоя мать не умерла
…Люси не сразу поняла, о чем говорит отец. Но наконец до нее дошел смысл его слов, и как яркая молния освещает потаенные углы, так истинный смысл сказанного осветил и помог понять слова отца, произнесенные им в кабинете в разговоре с Ленаром.
– Не умерла… Значит мама жива?! Ты скрывал это от меня столько времени?! Ты видел, как я страдаю, как плачу до изнеможения каждый день… и все же скрывал это?!.. Как ты мог?! – хриплым голосом, почти шепотом, произнесла девушка.
– Она стала вампиром и могла отнять тебя у меня. Все эти меры – освещение, электричество – все это для твоей защиты, ну, и, конечно, для других тоже.
Горло сдавило от слез. Люси чувствовала, что сейчас расплачется, но изо всех сил держалась, не желая этого показывать. Ведь в данной ситуации надо быть решительной и непоколебимой.
– Не лги мне! – закричала она, лихорадочно стискивая руки. – Как ты мог! Моя мать жива, а ты молчал об этом? Да кем бы она ни была – она моя мать, и я люблю ее!
– Люси, я делал это потому, что очень люблю тебя. Ты все, что у меня осталось, – пытался объяснить свой поступок Дюваль.
Девушке хотелось вопить от ярости, проклинать отца за то, что он вообще притащил их с мамой во Францию, но в тот момент она чувствовала лишь боль: всепоглощающую, острую и ледяную агонию. Люси поняла, что все, что она пыталась доказать отцу, что пыталась объяснить – бессмысленно. В тот момент девушка ненавидела отца. Она ненавидела и Ленара, из-за которого была разлучена с матерью. Ей нестерпимо хотелось воткнуть кол в сердце этого ублюдка, загубившего столько жизней.
– Я ненавижу тебя! Ты, зная, что мама жива, заставил меня похоронить ее! И это твоя любовь?! – девушка вскочила с кресла.
– Люси, дочка! – отец протянул руки, пытаясь ее остановить.
Но она уже выбежала из кабинета. Солдаты дернулись было вслед за ней, но слабым движением руки Дюваль остановил их. Он не стал удерживать дочь, понимая, что его оправдания теперь ничего не изменят.
Люси бежала в слезах в свою комнату, ее мир рухнул окончательно. Теперь ей еще больше хотелось выбраться с этой ненавистной Базы.
Очутившись у себя, она стала метаться из угла в угол в бессильной ярости. Кровь кипела, отдавая ударами в висках, дышать было трудно…
Спустя время она стала успокаиваться. Сладость гнева, который Люси испытала впервые, подействовала на нее, как пряное вино: поначалу сладкое и согревающее, оно оставляет потом терпкий металлический привкус выпитой отравы. Одна половина ее души рвалась к отцу – ей хотелось броситься к нему, обнять, как прежде, попросить прощения и уткнуться носом ему в грудь. Но другая половина понимала, что сейчас они стоят по разные стороны, сейчас они – противники.