Закат в крови(Роман)
Шрифт:
Все, немало подавленные сообщением об атамане Попове, тягостно молчали. Наконец Алексеев поднял седую голову, блеснул очками:
— Позвольте слово?
Корнилов утвердительно кивнул.
— Под лежачий камень вода не течет! — Алексеев укоризненно засверкал серебряной оправой очков. — К тому же мы многое безвозвратно провороним, зазимовав у границ того или другого края. Бездействие, подобно ржавчине, разъест армию и ее волю. В войне нельзя ждать неожиданных подарков от судьбы. Чтобы заполучить их, нужно энергично и решительно действовать всеми силами. Да и что мы найдем далеко в захолустье Астраханского края? На Кубани, в Екатеринодаре еще держится довольно боеспособный отряд добровольцев.
Речь Алексеева произвела впечатление. Генерал Богаевский живо встал и, подкручивая черные усы, сказал:
— Уподобиться лежащему камню, конечно, гибельно! Я безоговорочно — за поход на Кубань! Если же Лавр Георгиевич не согласен идти на Екатеринодар, то полк из донцов и я — как донской казак — пойдем на соединение с отрядом походного атамана Попова. Это не угроза, не ультиматум! Нет! Это жизненная необходимость. — Богаевский сел и надел пенсне.
Подстриженная ежиком голова Корнилова низко склонилась, лицо потемнело.
— Лавр Георгиевич, — обратился к нему командир ударного Корниловского полка Неженцев, — стоило ли огород городить, если мы вдруг сейчас пойдем в далекий и ничего не обещающий Астраханский край? Офицеры с Украины, из Центральной России еще находят пути прийти к нам, но как они проберутся в Астрахань? А будет в руках Екатеринодар — будет и Новороссийск. Значит, будут и корабли от союзников. Нет, только Кубань компенсирует нам все потери!
Речь Неженцева, пожалуй, решила все. Тотчас же выступил Марков.
— Я, — сказал он хрипловатым голосом, — по своему характеру и природе готов драться без роздыха. Нас немного, но каждый из нас стоит десяти. Значит, тысяча офицеров-корниловцев равнозначна десяти тысячам красных солдат. Следовательно, мы всегда будем побеждать и в результате кубанского похода крепко обоснуемся в Екатеринодаре, чтобы оттуда начать другой поход — на Москву.
Корнилов поднялся и хлопнул ладонью по столу:
— Решено: поедем на Екатеринодар! На страдном пути встанет немало препятствий, и, может быть, даже роковых для всего нашего дела. При отсутствии тыла и резерва мы везде будем иметь фронт. Первое поражение будет последним. Значит, каждый из нас должен проникнуться мыслью: победить или умереть! Со всех сторон нас будут обступать враждебные силы. Только впереди, из бездны ночи, будет маячным фонарем мерцать
В Ольгинской Ивлев с двумя ростовскими студентами стоял на квартире казака-фронтовика.
Один из студентов, Анатолий Петров, узколицый, длинноволосый, в очках с толстыми стеклами, склонный к философствованию, сидя у тусклого, колеблющегося каганца, говорил:
— Обыкновенно революции свершаются теми, кому нечего терять. Не понимаю, как могла сделать февральскую революцию наша буржуазия?
— Таких людей, которым терять нечего, в природе не существует, — заметил студент Леонид Любимов, юноша нервный, порывистый и не любивший ничего принимать на веру.
— Вряд ли целесообразно менять то, что есть, на то, что будет, — продолжал разглагольствовать Петров.
Ивлев не выдержал и поднялся с лавки:
— Корниловцы должны драться за новое.
— За какое новое? — спросил Петров.
— За то новое, что сохраняет уважение к почтенным сединам старого.
— Я пошел сражаться с большевиками не потому, что люблю старое, — сказал Петров. — А потому, что даже самая свирепая революция, как это утверждает Анатоль Франс, в конечном счете завершает себя тем, что на место старых чиновников ставит новых.
— Ну, это еще можно оспаривать, — холодно и спокойно заметил Любимов.
— Ты, Леня, прежде почитай роман «Боги жаждут», а потом опровергай, — посоветовал Петров.
Ивлев, обращаясь к Любимому, сказал:
— Идеалом корниловцев должно быть Учредительное собрание с представителями от народа, то есть от всех слоев населения.
— Я не верю, чтобы какой-нибудь парламент или высокое собрание смогло управлять государством. Любой страной всегда управляет кто-нибудь один.
— Значит, по-твоему, и во Франции, и в Англии — во главе монархи?
— Да, представьте себе, что президент Франции или премьер-министр Великобритании — монархи на определенный срок.
— Немного же, мой друг, ты смыслишь в политических устройствах названных стран, — усмехнулся Любимов.
— А знаете, что Юлия Цезаря убили за то, что он помимо желания форума захотел стать царем? — спросил Ивлев.
— Чем же обернулось это убийство для заговорщиков? Надеюсь, не забыли? Смертью всех! — запальчиво проговорил Петров. — Значит, монарх и после смерти иной раз простирает свою власть в будущее на целые десятилетия.
— Господа, а уж десятый час вечера… — спохватился Любимов, взглянув на часы. — Ужинать будем?
— Попросим хозяйку продать десяток яиц и крынку молока, — предложил Ивлев.
— Просили, — сказал Любимов, — она говорит, раз нет царя и Керенского, то нет и грошей действительных.
— Кто же обучил ее так думать? — удивился Ивлев. — Придется поговорить с ее супругом.
На кухне у керосиновой лампы сидел широкоплечий темнолицый казак, стриженный под гребенку, и чинил сапог.
— Добрый вечер, — обратился к нему Ивлев. — Завтра рано поутру выступаем…
— С богом! — буркнул казак, вбивая сапожным молотком деревянные шпильки в толстую подошву.
«Не из приветливых». Ивлев покосился на казака и попросил продать что-нибудь на ужин.
— С этим делом обращайтесь к жинке.
— Она отказывается от наших денег.
— И то верно делает. Гроши стали сомнительны. Лучше продукцию менять на вещички…
— Но у нас лишних вещичек нет.
— Ладно, прикажу, шоб она без всяких грошей собрала вам на стол.
— Спасибо, служивый, — поблагодарил Ивлев. И, помедлив, спросил: — А большевики вас не пугают?