Закат в крови(Роман)
Шрифт:
— У себя в станице мы им безобразничать не дозволим! — Казак с сердцем стукнул по подметке. — У нас у каждого с фронту оружие.
— Его нетрудно отобрать.
— Нет, такому не бывать. Донской казак без ружья и шашки жить не станет, — уверенно проговорил хозяин.
— А вы, покуда не поздно, присоединялись бы к нам!
— Резону нету. Вы люди образованные, а мы темные. Нам не до политики. Наше дело землю ковырять и волам хвосты крутить.
— Смотрите, чтоб большевики не урезали ваши казачьи наделы, — недовольно бросил Ивлев.
— Этому не бывать! — Казак
«Да-а, если они все так рассуждают, как этот, то нам нечего рассчитывать на донских казаков», — решил Ивлев.
Глава шестая
На рассвете по сигналу трубачей, проскакавших по улицам станицы, корниловцы поспешно выходили из домов, строились, седлали коней.
Все ординарцы и адъютанты Корнилова получили лошадей. Ивлев тоже — высокого, темно-гнедого мерина.
Было сумрачно, холодно, с востока дул студеный ветер, неся сизую поземку.
Армия начала выходить из Ольгинской в направлении станицы Хомутовской.
На высоком крыльце станичного правления появился Корнилов в сопровождении полковника Патронова. Двое текинцев тотчас же подвели высокого буланого коня. Взяв белые поводья в коричневую сухонькую руку и сунув ногу в стремя, командующий легко вскочил в желтое офицерское седло.
Офицеры поскакали за ним. Это были все те, кто два дня назад выходил из дома Парамонова пешком. Теперь, верхом на свежих кавалерийских конях, они выглядели так картинно, что Ивлев, приосанившись, почувствовал прилив боевой решимости.
На самой околице станицы на углу стояла молодая баба в белом вязаном платке и дубленом красно-коричневом тулупе, державшая на плечах расписное коромысло с пустыми оцинкованными ведрами. Глядя на проходившие войска, она пропустила почти все части и только перед самым носом корниловской группы вдруг ни с того ни с сего метнулась с одной стороны широкой улицы на другую. Один из текинцев едва не сбил ее конем, а поручик Долинский с досадой плюнул:
— А чтоб ее, дуру, черт слопал! С пустыми ведрами перебежала…
— Виктор Иванович, неужели верите в бабские приметы? — спросил с усмешкой Ивлев.
— Нет, не верю, однако вот пустые ведра всегда смущают меня. — Долинский покраснел и умолк.
Появился трехцветный флаг впереди конного эскорта, скакавшего за Корниловым.
Примерно в версте от покинутой станицы догнали шедшую в арьергарде пехоту под командованием генерала Боровского и два орудия, которые тащили разномастные кони.
Тянулись подводы, загруженные ящиками со снарядами и патронами, санитарные линейки с сестрами милосердия и врачами. На подводах и верхом вдоль обоза ехало немало молодых женщин, одетых в мужское платье. Верхом на лошадях, с винтовками за плечами, скакали девушки-прапорщицы.
Обоз растянулся по дороге версты на две.
Среди обозных повозок в полуколяске сидел Алексеев, кутаясь в дубленый тулуп, наброшенный поверх бекеши. Вслед за полуколяской в линейке ехала энергичная и деятельная мадам Щетинина с личным
«Итак, поход начался, — размышлял Ивлев. — Два бывших Верховных главнокомандующих и один командующий фронтом, крупные общественные деятели, журналисты — сыновья издателя «Нового времени», прославленные русские генералы, профессора и студенты Донского политехнического института, опытные боевые офицеры… Но увенчается ли он успехом? Найдет ли место в истории или бесславно канет в Лету?»
В белой дали заснеженной степи показался большой табун диких лошадей, и Долинский сказал:
— Вот прихватить бы это богатство с собой!
Тотчас же несколько юнкеров, приняв желание корниловского адъютанта за приказ, хлестнули нагайками своих коней, пригнулись и поскакали в степь к мирно пасущемуся табуну.
— Пущай поймают ветра в поле, — весело ухмыльнулся в сивые усы пожилой донской казак, отлично знавший повадки и прыть диких степных скакунов.
В самом деле, стоило юнкерам лишь приблизиться к ним, как весь табун молниеносно метнулся в сторону, только его и видели…
Первый день похода авангард вел Богаевский.
Деникин, кашляя от простуды, ехал в коляске бородатого генерала Эльснера. За ним следовала подвода с Федором Баткиным. Боясь, чтобы монархически настроенные офицеры не пристрелили «севастопольского Керенского», пропагандировавшего эсеровские идеи, Корнилов и здесь дал ему в охрану своих текинцев.
Каждый новый день Корнилов начинал с осмотра обоза. Сидя на статном, могучем буланом коне, он зорким взглядом буквально прощупывал каждую телегу и все лишнее приказывал без жалости выбрасывать. И главное, не давал ни одному молодому укрываться в обозе. Каждого гнал в строй. Это у него называлось «чистить обоз».
За Корниловым, объезжающим войска, всегда следовал в полном составе весь его личный конвой под командованием ротмистра Арона. Конвой с трехцветным флагом, развевающимся на высоком древке, был чрезвычайно живописен. Ближе всего к Корнилову скакали шесть джигитов-туркменов в высоких косматых папахах, цветных халатах и с кривыми ятаганами. За ними следовали пятеро лихих кавказцев в бурках и черных шапках. Замыкал конвой киргиз в волчьей высокой папахе, рядом с ним держался широкоплечий, коренастый вестовой командующего — усатый и румяный Фока Дронов. И наконец — адъютанты, ординарцы и группа штабных офицеров во главе с начальником штаба генералом Романовским.
Верстах в десяти от станицы Хомутовской Корнилов послал Ивлева с короткой запиской к Богаевскому.
Богаевский шел пешком. Отдавая ему записку, Ивлев спрыгнул с коня. Вдруг рядом раздался сильный конский топот и девичий смех. Обочь дороги, вдоль пешей колонны бойцов, галопом на рыжем поджаром коне скакала юная сестра милосердия, а за ней рысил на коротконогой лошаденке пехотный офицер с армянской физиономией. Ловко сидя в высоком казачьем седле, девушка обернулась к кавалеру, отставшему от нее, и, что-то весело крича, помахала ему черной косынкой.