Закат в крови(Роман)
Шрифт:
— Чего же вы не продвигались дальше, к центру города? — Романовский с раздражением поглядел на бледное, усталое, с мешками под глазами лицо Казановича, на его узкую светлую бородку, подстриженную клинышком.
— Я прорвался в город всего-навсего с двумя сотнями людей. — Казанович нервно поправил бинт, поддерживающий раненую руку. — Нас должен был поддержать полковник Неженцев, и мы дожидались его до полуночи. А он дальше своего холма не пошел. Когда же ночью я послал разведку, то оказалось — там, где по моим расчетам должны были находиться офицеры
— Недурно придумано! — наконец ухмыльнулся Романовский. — И вам верили?
— Разумеется! Мы — русские, и они — русские. Нам беспрепятственно дали выйти на передний рубеж обороны. И лишь тут, когда мы пошли дальше, красноармейцы закричали: «Куда? Куда вы? Там кадеты!» Наконец сообразили, кто мы, и открыли пальбу. Но было уже поздно. Наш отряд ушел от них уже шагов на триста. Вот только подводы с нашими трофеями они отсекли…
Романовский развел руками:
— Прямо-таки анекдотические вещи случаются в гражданскую войну. Ничего подобного не могло бы произойти на германском фронте.
— Ну так от немцев мы во всем были отличны… А полковник Неженцев меня основательно подвел, как видите, ваше превосходительство.
— Ему пришлось идти на город почти по совершенно открытому и плоскому, как ладонь, полю против ураганного огня. Он сразу же потерял более тридцати процентов личного состава, — начал оправдывать Неженцева Романовский.
— А как же мы теперь подготовимся к последнему штурму, если на сто снарядов большевиков отвечаем одним? Чего же достигнем без всякой артподготовки?
— Да, снаряды на исходе, — подтвердил Романовский. — А самое худшее: началось то, что до сих пор не было свойственно нашим офицерам: они теперь нередко самовольно уходят с позиций…
Через час Корнилов в сопровождении Ивлева, хана Хаджиева и Долинского вышел из домика и пошел по фронту, сначала налево, направившись к ближайшей батарее. Поздоровавшись у пушек с офицерами-артиллеристами, он зашагал к другой батарее, тоже состоявшей из двух трехдюймовых орудий.
Луг, по которому шли, насквозь простреливался. Навстречу выбежал высокий длинноногий полковник Кириенко.
— Обстрел сильный, ваше высокопревосходительство, — отдав честь, сказал он. — Воздержитесь от посещения нашей батареи!
— А сколько у вас снарядов? Куда стреляете? — спрашивал Корнилов, все так же шагая по открытому полю.
Ивлев понимал, что командующий всего лишь испытывает слепую судьбу. Алексей видел бессмысленность этой рекогносцировки и от частого посвиста пуль невольно втягивал голову в плечи… А Корнилов, несмотря на то что Кириенко настойчиво упрашивал его не подвергаться смертельной
Красноармейцы, заметив группу людей, двигающуюся по выгону, усилили огонь.
На третьей батарее Корнилов задержался. В руках его появился цейсовский бинокль.
— Вон по тем сараям три снаряда! По вокзалу — пять!
И когда приказ его был выполнен, а снаряды попали в цель, он не спеша пошел к самой отдаленной, четвертой, батарее.
«Неужели не понимает: игра со смертью не имеет никакого здравого резона? — нервничал Ивлев. — Или полагает, что его появление на передовых позициях внесет существенные изменения в общий ход дела? А вдруг он ищет смерти, почувствовав, что не в силах с честью выйти из сражения, которое уже не принесет победы?» — нервничая, думал Ивлев.
От последней батареи командующий направился к наблюдательному пункту.
— Хан, остановите его! — не выдержал Ивлев.
Корнет Хаджиев подбежал к генералу:
— Ваше высокопревосходительство… Нельзя дальше!
— Слышу, хан! — Корнилов улыбнулся. — Но нас с вами не заденет.
— Вы всем нужны, а красные так безбожно палят…
— Я думал, хан, вы фаталист и верите в судьбу…
Командующий артиллерией полковник Миончинский послал с наблюдательного пункта навстречу Корнилову молодого офицера.
— У нас на холме сейчас убило двух человек, ваше высокопревосходительство. — Офицер поднес руку к козырьку фуражки, пробитой пулей. — Большевики отлично пристрелялись. Полковник Миончинский очень беспокоится и просит вас возвратиться к себе в штаб.
— Ну что ж, друзья… — Корнилов обернулся к адъютантам — Надо уменьшить цель. Вы ложитесь здесь, а я пойду дальше один.
Ивлев и Долинский послушно легли, а Корнилов в сопровождении хана Хаджиева поднялся на наблюдательный холм, перепаханный осколками разорвавшихся снарядов, и там, заставив лечь хана, поднес бинокль к глазам.
Пули то и дело взметали пыль у его ног. Но он как будто и не замечал этого.
Когда же к нему подошел Миончинский, то сказал:
— Странно, у красных на позициях видно много баб. И обозы. Но это не отступление.
— Ваше высокопревосходительство, против нас сражается почти все население Екатеринодара. Сойдите, бога ради, с холма! — взмолился Миончинский.
— Ну почему Лавр Георгиевич не слушает никого?! — уже откровенно негодовал Ивлев. — Право, это уже похоже на желание непременно сыскать себе преждевременную смерть.
— Он найдет или нет, а кто-то из нас — наверняка, — отозвался Долинский. — Вишь, как дружно и азартно жарят большевики. Головы не поднять…
Действительно, огонь сделался почти ураганным.
— Если командующий решил таким способом с честью выйти из неудачно затеянной игры, к чему подвергать риску других?
— Алексей, как ты смеешь говорить подобное? — удивился Долинский.
— А как может рисковать собой Лавр Георгиевич? Кто заменит его как командующего в случае смерти?..