Закат
Шрифт:
Потерявший от лихих страстей голову киборг постоял еще секундочку, а потом что-то где-то коротнуло, заискрило, и Михейка упал к ногам коварной блондинки, обдавая все вокруг фонтанчиками упыревой крови.
Изольда мгновенно стала похожа на счастливого бурильщика: стояла, широко, по-рыбьи разевая рот, и молчала, с ног до головы покрытая черной, похожей на нефть жидкостью. А затем начала кашлять. Протирая от черни глаза, она прокричала в пустоту цеха с укоризной:
– Почему так долго ждал?! Ты когда-нибудь меня погубишь!
Ей ответил спокойный мужской голос:
– Я боялся не попасть. Этот был слишком вертлявый.
А
– Что не говори, на ведьм охотиться полегче.
Изольда просипела:
– На любителя.
И услышала, как в ответ басом передразнили только что почившего киборга:
– Говори громче! Что ты там шепчешь?
– Если бы я тебя так сильно не любила, то наверняка возненавидела бы!
Изольда попробовала рассмеяться, но тут же опять закашлялась.
Снайпер направился к ней навстречу, легкомысленно насвистывая какую-то незатейливую мелодию.
Они встретились у тела Михея, и крепко обнялись. Изольда едва доставала до плеча мужчины. Ему пришлось ее слегка приподнять в объятиях, а Изольде – привстать на скользкое от крови тело упыря.
Когда девушка вновь оказалась на земле, стрелок бережно погладил ее по волосам. В его серых глазах застыла тревога и незаданный вопрос, на который Изольда ответила уже безо всякой обиды, а только с нежностью:
– Макс… Я в порядке. У костра водка осталась и немного еды.
– Что ж, раз в порядке… Тогда пойдем. Я чертовски голоден!
Изольда подобрала с земли «Стечкин», а затем пошла вместе с напарником в цех, где всё и началось.
Макс, не оборачиваясь, свистнул. С места его недавней засады сорвался большой пегий пес неопределённой породы. Собака стряхнула с себя снег, гавкнула, и резво устремилась вслед за хозяином. Скрипучие шаги уходящих разнеслись по разрушенному помещению и вскоре растворились в сумеречной тишине. В полумраке завода вновь завыл гуляющий ветер и запели безбожные, пустые на душу сквозняки.
Глава вторая
Шло время. Зимы стали снежными и морозными. Глобальное потепление остановилось, и озоновые дыры начали затягиваться. Ледяные шапки на полюсах увеличились в размерах. Планетарный уровень углекислого газа вернулся к показателям начала девятнадцатого столетия, а уровень мирового океана опустился на пять метров. Высохли многие реки, но появились новые. Озера стали глубже, облака гуще, ветры сильнее. И все это указывало на то, что Земля начала регенерацию, постепенно залечивая тяжелые раны, оставленные ушедшим в никуда Человечеством. Но оставались и такие увечья, которые так просто не сходили: радиационные пустоши, выжженные ядерным огнем; отравленные водоемы; океаны, лишенные жизни; джунгли, переполненные бактериологическим и биологическим наследием некогда запрещенного оружия; сотни тысяч километров развалин, усеянных невзорвавшимися минами, снарядами, бомбами.
В таком мире те немногие, кто выжил после планетарной катастрофы, были обречены на медленное угасание. Люди боролись за свое существование, но их было слишком мало, чтобы возродить былую цивилизацию. И киборги пришельцев лишь ускорили процесс вымирания.
Снаружи коллекторной трубы, где, зарывшись в старую ветошь, спал Макс, шло недолгое двенадцатое лето Кризиса. Макс постарел и оброс бородой. Его полуседые
Снаружи раздался голос пожилого человека:
– Максим, вы уже проснулись?
– Да.
– Это хорошо. Я привел одного юношу, он искал вас.
– Сейчас.
Макс протер глаза, одел обувь – сильно изношенные армейские ботинки, – и выбрался наружу. Там ему встретился хозяин этого места, интеллигентный субтильный старичок Кузьмич и какой-то незнакомый паренек с недавно появившейся на лице растительностью в виде хлипких усишек. Парню на вид было не больше шестнадцати лет. Как он только живым остался во всем этом? Подростки в открытом мире – большая редкость, а дети – вообще небывальщина.
Макс приветственно кивнул Кузьмичу, на юношу посмотрел оценивающе. Тот произнес восторженно, но без раболепства:
– Здравствуйте, Максим Константинович. Я много слышал о вас. Вы ведь живая легенда!
Макс поморщился и ответил только старику:
– Кузьмич, полей, – сказал и отправился к умывальнику.
Местом утреннего моциона оказалась обыкновенная крытая бочка, наполненная дождевой водой. Рядом на березе висел осколок зеркала и алюминиевая кружка, служившая черпаком.
Кузьмич стал бережно поливать воду на руки Максу. Тот начал умываться и чистить зубы пальцем, набирая порошок из круглой баночки.
Юноша стоял рядом и внимательно наблюдал за «живой легендой». Ничего сверхъестественного не происходило. Ну умывается человек, и что? Он такой же, как и все. И все же герой. О нем говорят уважительно, почти шепотом, на него надеются, его любят.
Паренек отвел взгляд, сочтя такое подсматривание утреннего туалета бестактностью. Решил осмотрелся по сторонам. Мотель «Пикник у обочины», так называлось это место, оказался обыкновенным скосом бывшего скоростного шоссе. Два автобуса, завешенные тряпками, стоявшие на кирпичах вместо колес; коллекторная труба, уходившая в склон; грубо сколоченные столы под навесом из маскировочной сетки и оплетённые веревками пластиковые стулья – вот все убранство. И тем не менее тут чувствовалось какое-то подобие уюта. Может, из-за массивного мангала в центре, или из-за декоративной ограды из низенького дощатого заборчика, а может даже из-за биотуалета – та еще роскошь! В общем, место было хорошее. Умывшись и почистив зубы, Макс обратился к Кузьмичу.
– Побреешь?
Старик с готовностью ответил:
– Сделаем.
Кузьмич отправился за бритвенными принадлежностями. А Макс перешел в тот самый упомянутый ранее биотуалет. Юноша проследовал за ним, оставшись за дверью. Естественные звуки, донесенные оттуда, уже было отогнали парня, и он решил подождать в каком-нибудь другом месте, более отдаленном от легенды, но из туалета раздался еще и голос:
– Как тебя зовут?
Пришлось остаться. Юноша ответил:
– Кира, то, есть, Кирилл. Но Кира – звучит лучше.