Закат
Шрифт:
Сейчас Кузьмич тоже думал об этой девушке. Глаза вспоминал: большие, карие, как говорили раньше «с бесенятами». Потом в памяти пришел ее запах, такой еле уловимый, но незабываемо приятный запах молодого женского тела, пышущего гормонами. Кузьмич зажмурился от удовольствия, и так просидел какое-то время. Вдруг воробьи, все, как один, исчезли. Раздалось лишь суетливое хлопанье их крыльев и удаляющийся гомон. Да, уж, такая планида владельцев мотелей: мгновенья шумной, но чужой бурлящей жизни, а потом вечность в тишине
– Вы так незаметно подошли, что аж напугали меня, – хохотнул хозяин «Пикника».
Незнакомец улыбнулся в ответ:
– Могу себе представить! Вот меня нет, а вот я есть!
Кузьмич присмотрелся к новому гостю: мускулистый парень лет тридцати-пяти, не старше; сосредоточенный взгляд, как у профессионального психолога. Хоть пришлый и дурачился по-шутовски, а все равно в нем угадывалась сила.
– Вы, наверное, приятель Максима? – догадался Кузьмич, – Так он ушел, совсем недавно!
Незнакомец пригладил ладонью и без того идеально уложенные черные волосы, а затем странным образом втянул ноздрями воздух и ответил:
– Да, да, я знаю.
Кузьмичу стало как-то не по себе, он заволновался:
– А вы, собственно, кто такой, молодой человек?
– Молодой? – удивился тот, а затем еще больше интонировал замешательство, – Человек?? – и, рассмеявшись, продолжил, – Нет, старик, ты ошибаешься! Никакой я не молодой, и уж точно не человек.
Кузьмич обреченно покосился в сторону одного из автобусов, там был спрятан старенький дробовик, но увидел какие-то невнятные мельтешащие тени по сторонам, и отказался от идеи о дробовике. А затем «шут гороховый» заполнил все его поле зрения.
– Разрешите представиться, – начал тот, сделав паузу, после которой по всему следовало услышать по меньшей мере пять каких-нибудь титулов и еще столько же дополнительных имен-отчеств, но незнакомец сам себя оборвал, прыснув от смеха, – Глеб, – словно камнем в воду бросил.
Явное издевательство над пожилым бедолагой не сулило последнему ничего хорошего: тот, кто не чтит седины, не несет с собой добра. Кузьмич попятился в трубу и тихо зашептал:
– Ненавижу вас, будьте вы прокляты… ненавижу… ненавижу…
Глеб перестал ёрничать и сказал отрешенно, будто внезапно накатившая тоска залила его черное сердце:
– Когда-нибудь он остановится и захочет вернуться. Ты только представь, он думает, ему есть к кому возвращаться! Но я открою тебе секрет. Все, кого он знал, и кто был ему дорог, уже мертвы, – и, как бы очнувшись, продолжил более бодрым голосом, – Что ты там бормочешь себе под нос?! Умри, как мужчина!
– Вы… вы вампир?
Глеб поморщился, будто вопросом задели ушибленный мизинец на ноге, и раздражено
– Нет, я не вампир. Как можно вообще меня спутать с этими слащавыми педиками?
Глеб решительно вскарабкался в трубу вслед за Кузьмичом. Оттуда почти сразу раздался глубокий короткий рык, издаваемый внеземным охотником, и мелкие панические всхлипы обречённого человека.
По придорожному мотелю зарыскали странные худые фигуры в черных лохмотьях. Кто-то из них завыл собакой, кто-то засмеялся африканской гиеной. Вся их стая пришла в некое возбуждение.
Глава пятая
Часовой по прозвищу Шуст держал на мушке только одного из пришедших, потому что двоих сразу на прицел не возьмешь, да и знал он второго, виделись еще утром. Кирюху, шахтерского сына, тот, что везде пролезет, в общине считали немного блаженным, но не обижали подростка, потому что год тому стал сиротой. К примеру, Шуст среди своих называл его «хорьком» за чрезмерное любопытство, но опять же, за глаза, что б без обид. Другие тоже подсмеивались втихую. Кира об этом, конечно, догадывался, но не обижался, потому что не придавал мнению других никакого значения.
– Стойте там. И стволы на землю, – скомандовал часовой, не грозно, скорее для формальности.
Появившиеся у ворот общины послушно встали. Собака, пришедшая с ними, тоже остановилась безо всякой на то команды, уселась у ног лысого детины с «Винторезом» и высунула наружу розовый язык. Двое осторожно положили оружие в придорожную пыль.
Кирилл сказал Максу извиняющимся тоном:
– Тебя должны опознать. Послали за хромой Бертой. Она тут единственная, кто тебя в лицо знает.
– Берта? Она не погибла?
– Так живая, вроде.
Макс просветлел лицом. Когда-то они вместе с этой женщиной и всем ее большим семейством жили под одной крышей. Тогда, много лет назад, ее еще никто не называл «хромой».
Ворота распахнулись. На пороге появились несколько человек с винтовками. Впереди всех вышла седовласая женщина с костылем в одной руке и «Маузером» в другой. Это и была Берта. Она выглядела, как залатанный кусок приманки для акул: вся в тяжелых рубцах, без ноги.
– Макс, это и вправду ты! – обрадовалась она, – Но ты один. А где Изольда?
– Нет больше Изольды.
– Мне жаль, – помолчали. Берта продолжила через некоторое время, – Мы ждали тебя, Макс…
Завод по производству аммиака еще в мирное время был закрытой территорией с высокими заборами и колючей проволокой. А сейчас и подавно превратился в настоящую крепость. В сплетениях трубопровода, опутавшего все вокруг, Макс разглядел снайперские гнезда, когда проходили к главному зданию. По дороге Хромая Берта рассказывала, как тут все устроено.
Конец ознакомительного фрагмента.