Закипела сталь
Шрифт:
С годами любовь к нарядам у Ольги окрепла. Шила она сама — после портних одни переделки, — и новое платье всегда доставляло ей огромное удовольствие. Это радовало Анну Петровну: «Не для себя же одевается. Не иначе, хочет и другим нравиться».
Мальчишки увивались за Олей хороводом, но Оля была со всеми ровна, никого не выделяла. В институте тоже ни один студент не тронул ее сердца. В доме Пермяковых бывали многие, но Ольге не правился никто.
Впервые мать услышала из уст дочери мужское имя, произнесенное с теплотой и внутренней взволнованностью, когда
Появление Шатилова Анна Петровна встретила с некоторой тревогой. «Парень симпатичный и характерный, такой может вскружить голову. Однако не ровня он Олюшке. Та инженером будет, Валерий тоже, а Шатилов дальше мастера может и не пойти».
И Анна Петровна всеми своими нехитрыми средствами старалась склонить дочку на сторону Валерия.
14
После срыва подины из надеждинского песка Макаров, отчаявшись в успехе, вернул Шатилова и Пермякова на прежние места.
Гаевой вызвал сталеплавильщиков на расширенное заседание парткома. Пригласил и директора.
— Лишнее, — возразил ему Ротов. — У меня каждый день по этому вопросу оперативное совещание.
— Больше голов — больше мыслей, больше возможностей.
— Я своей голове верю больше, — самонадеянно отпарировал Ротов.
На том разговор и кончился.
Первыми на заседание явились начальники мартеновских цехов. Их теперь часто можно было видеть вместе. Кайгородов не отстранился от участия в опытах, считал своим долгом довести начатое им дело до конца.
«Дуэт неудачников», — с горечью подумал Гаевой.
Пришел Пермяков, занял два места, положив на стулья газеты, пригладил свои седые жесткие вихры и подсел к парторгу.
— Что нового? — спросил его Гаевой.
— Опять сорвало. Вся подина в ямах. — И сбавил голос: — Директор придет?
— Не уверен, — еще тише ответил парторг. — А вот Дорохин, директор танкового, собирался.
К семи часам стали сходиться группами. Инженеры техотдела и лабораторного цеха пришли незадолго до начала. Ровно в семь появились научные работники Института металлов под предводительством старенького, но еще бодрого и подвижного профессора.
«Привыкли по звонку работать, — подумал Гаевой. — Ни минутой раньше, ни минутой позже. В Магнитке, говорят, работники института круглые сутки в цехах сидели, пока броню не освоили».
К Гаевому подсел Хлопотов — его информация о рабочем снабжении тоже значилась в повестке дня — и рассказал, что директор подсобного хозяйства после ревизии арестован, на его месте уже другой. Показал проект резолюции по своему докладу.
— Вы резолюцию парткому не навязывайте, — Гаевой перечеркнул бумажку. — Ее и без вас составят.
Первое слово Гаевой предоставил руководителю Института металлов.
— Простите, товарищ парторг, — не двинувшись с места, произнес профессор. — Я буду выступать, во всяком случае,
Не вступая в пререкания, Гаевой дал слово начальнику второго мартеновского цеха.
К его удивлению, поднялся не Макаров, а Кайгородов, мрачный, усталый.
— Считаю, что отвечать должен я. Макаров — человек новый. Что могу сказать? На кислых подинах никогда не работал. Нуждаюсь в практической и теоретической помощи. Как мне помогли теоретики и практики — вы знаете. Так же помогают они и Макарову, — сказал он и сел.
Гаевой вновь дал слово руководителю Института металлов.
Профессор неторопливо поднялся, надел очки, недвусмысленно осмотрел поверх них собравшихся.
— Я не знаю, как мне говорить. Аудитория очень пестрая по роду занятий…
— И по степени ответственности перед заводом, — громко вставил кто-то в тон профессору.
Достав из кармана объемистый блокнот, профессор стал медленно читать. Сложнейшие формулы химических соединений сменяли одна другую. Даже Гаевой, за последнее время внимательно прочитавший ряд книг и статей по кислому процессу, порой ничего не понимал из сказанного. Люди начали перешептываться, становилось шумно.
Разговоры смолкли, когда Гаевой постучал карандашом по графину, но вскоре возобновились.
Пермяков покраснел от напряжения. Он приставил руку к уху, чтобы яснее слышать тихий голос выступавшего, и все время недовольно морщился.
В дверях появился Дорохин, невысокий массивный человек в военной форме, передал записку парторгу.
Прочитав ее, Гаевой кивнул головой, и директор танкового завода занял свободное место.
Когда наконец профессор закончил, слова попросил Шатилов.
— Мне кажется, в выступлении профессора нет ясности, — начал он.
— Это потому, что лично вы ничего не поняли? — спросил профессор, не поворачиваясь. Насмешливая гримаса застыла на его лице.
— Нет, не потому, — сдержанно ответил Шатилов. — В кристаллических модификациях силикатов я не разобрался, верно. Но не понял и основного: как Институт металлов думает помочь нам в освоении подин и стали?
Профессор промолчал, но Гаевой попросил его ответить Шатилову, сказав, что собирался спросить то же самое.
— Мы все время помогаем. Но когда удастся освоить, я предрешить не могу, — тихо вымолвил профессор.
Шатилов опять попросил слова.
«Горячится, — подумал Гаевой. — Но не беда, может быть, еще кое-кого подогреет».
Шатилов повернулся было лицом к профессору, но понял, что его слова должны относиться ко всем и обвел взглядом аудиторию.
— Как наварить эту подину, научить не могу. Но я знаю, что такое недостаток танков на фронте, — сам служил в танковой части. И брат мне писал, что против немецких танков на их участке не танки пустили в ход, а бутылки с горючей жидкостью. Как вы думаете, бутылки — это от хорошей жизни? И если вашей лекции, товарищ профессор, я недопонял, то меня вы, конечно понимаете?