Закипела сталь
Шрифт:
— Я туда не могу одна…
— Павел! — окликнул Сердюк.
— Не надо, не надо, я как-нибудь…
— Ничего, пусть идет. Все равно ему туда возвращаться.
Проводив их взглядом, Андрей Васильевич догнал товарищей и подменил Сашку.
Парнишка уныло плелся позади, ощупывая свои карманы, в которых были рассованы фонарики. Ему повезло — удалось купить пять фонарей вместо четырех на случай, если один выйдет из строя. Брать Сашку на эту операцию Сердюк не хотел — на нем держалась связь с радистом, но слишком уж горячо просил он, и Андрей Васильевич, подумав, решил,
На аэродром пришли за полчаса до срока. До войны здесь стоял заводской «У-2», служивший для связи с заводами. Гитлеровцы пользовались аэродромом, когда фронт был близок, а потом оставили его. У развалин сторожки поставили носилки. Петр и Сашка отправились к ямам, уложили в них фонарики, зажгли. Огней со стороны видно не было, только стоял над ямами едва заметный призрачный красноватый туман.
Стрелки часов уже показывали пятнадцать минут третьего, а самолета не было. В половине третьего Сердюк приказал Прасолову копать яму на двух человек внутри сторожки.
— Укроемся на день там, если не прилетит самолет, а ночью опять ждать будем.
— Боюсь, что мы гитлеровцев здесь дождемся, — сказал осторожный Петр. — Все-таки отблеск красного света над ямами есть.
Андрей Васильевич посмотрел через плечо по направлению его взгляда.
— Забирай Сашу и уходи. Не будем рисковать всеми. Руководство останется на тебе. Командуй от моего имени. Не вернусь — заменишь полностью. Понял?
— Понял.
— А завтра пусть кто-нибудь наведается. Еды-то, жалко, не захватили.
Сашка неохотно последовал за Прасоловым. Что он скажет Вале?
Сердюк принялся углублять яму. Невольно мелькнула мысль, что он копает могилу.
Работа подвигалась плохо. В земле то и дело попадались камни, крупные и мелкие, лопата быстро затупилась, и Андрей Васильевич боялся, что не успеет выкопать эту проклятую нору до рассвета. Но в четвертом часу утра он услышал слабый гул самолета, летевшего с востока. Гул постепенно усиливался, потом надолго оборвался, и вот мотор взревел совсем близко. На фоне неба Сердюк увидел самолет, идущий на посадку. «Планировал без мотора, но не дотянул», — догадался он и побежал к концу посадочной площадки.
Самолет приземлился. Летчик, заглушив мотор, нетерпеливо выглянул из кабины.
— Фамилия! — крикнул он, когда Сердюк подбежал совсем близко.
Андрей Васильевич назвал себя.
— Давайте больного.
— Вылазь, помоги. Я один.
— Не могу. И из города машины идут.
Андрей Васильевич увидел отблеск фар нескольких машин, мчавшихся по степи, и побежал к сторожке. Крайнев лежал неподвижно.
— Сергей! — окликнул его Сердюк.
Ни звука в ответ.
«Умер», — решил Андрей Васильевич, но взвалил Крайнева на спину и что было силы побежал к самолету.
До него оставалась еще добрая сотня шагов, когда летчик выпустил пулеметную очередь, чтобы отпугнуть гитлеровцев. Фары мгновенно погасли, и сейчас уже невозможно было понять, идут машины или остановились.
Обессилевший Сердюк с трудом подал Крайнева. Летчик подхватил его под мышки, придержал. Андрей
Летчик дал газ, самолет покатился по площадке, подпрыгивая на неровностях почвы, с каждой секундой набирая скорость, и вдруг перестал подпрыгивать: оторвались от земли.
А Сашка незаметно отстал от Петра. «Приказ приказом, но надо же знать, улетели они или нет, — рассуждал он. — Если нет, нужно сообщить радисту, если да, фонарики забрать — не пропадать же им. Еще пригодится».
В километре от аэродрома он залег в бурьян, стал терпеливо ждать. Он слышал, как приземлился самолет, видел, как несколько автомашин с гитлеровцами промчались невдалеке. Пулеметная очередь и беспорядочный треск автоматов испугали его; сердце перестало замирать, только когда до его ушей донесся затухающий гул удалявшегося самолета.
Одна машина с потушенными фарами возвращалась назад, в город. Сашка смекнул: гитлеровцы поехали за подкреплением и будут рыскать по степи, полагая, что самолет кого-то высадил.
Спотыкаясь и падая, он побежал к заводу, ускользая от облавы, и радовался, что сообщит Вале: улетели.
6
Член Военсовета Южного фронта Николай Семенович Крутов, широкоплечий и приземистый, с высоким крутым лбом, вошел к начальнику Украинского штаба партизанского движения, когда тот никак не ожидал его увидеть — только несколько часов назад была получена от Крутова радиограмма с фронта.
— Выкладывайте все нерешенное, — с ходу потребовал Крутов, энергично пожимая начальнику штаба руку.
— Опять радирует Тихомиров. Настоятельно просит разрешения выйти в район северо-восточнее Чернигова.
— Запрети. Разъясни ему, что партизанщины в нашем партизанском движении нет. Согласно плану операций, утвержденному Верховным Командованием, он должен выйти в Черноземную область. Так и ответь. Отряд Петрова сдвинулся с места?
— Да, пошли в рейд.
— Наконец-то, а то засиделись товарищи. Пашут, картофель садят, окружили себя заставами, не воюют, да еще кормятся хлебом и мясом от населения. Какой же они авторитет будут иметь? Другие отряды сами население кормят. Вон Федоров — тот миллион пудов хлеба людям раздал из взятых у немцев трофеев.
— Николай Семенович, замучили меня отряды, лекторов просят, — пожаловался начальник штаба.
— Радиоприемниками обеспечить нужно. Любой лектор будет опустошен за месяц и превратится в просителя материалов для лекций. Не забудь про библиотеки и кинопередвижки. Кстати, в отряд Ковпака зубного врача и техника послали?
— Послал. Работают уже.
Начальник штаба давно привык к тому, что Кругов ничего не забывает, но не переставал удивляться его памяти. Он помнил большое и малое и учил настойчиво и терпеливо, всегда с особым вниманием просматривал радиограммы, исходящие из штаба, в которых партизанам сообщали о рождении детей, о местонахождении и здоровье их семей. Такие вести с Большой земли поднимали настроение не только тому, кто получал известие, но и окружающим.