Заклинатель змей и другие эстонские сказки
Шрифт:
Однажды она собралась с силами, ожесточила свое сердце и явилась в дом старого столяра, единственного сына которого она уже давно заприметила. Она подошла к изголовию кровати мальчика, как это в таких случаях было принято у нее и ее подруг. Больному мальчику сразу стало очень плохо, и он потерял сознание.
Бедные родители громко плакали и молили судьбу, чтобы она пощадила их единственного ребенка. И от этой жалобной мольбы в сердце семьдесят седьмой смерти растаяла холодная жестокость, она не выдержала, отошла от изголовья ребенка и встала в ногах. И больной сразу
Семьдесят седьмая смерть не знала, что теперь делать, и решила:
— Будь что будет, пойду сейчас прямо к Старику и расскажу, как это случилось!
Выслушав семьдесят седьмую смерть, Старик очень разозлился — он сердито топнул ногой, снял со стены огромные ножницы и обрезал угольно-черные крылья семьдесят седьмой смерти. Потом погрозил пальцем и сказал:
— Смотри у меня, вот ты что наделала! А теперь не иначе как придется тебе сразу вернуться на землю, стать человеком и научиться жестокосердию! Как только научишься, вернешься сюда и получишь свою прежнюю должность.
Семьдесят седьмая смерть покорно поклонилась и сделала, как было приказано. Вернулась на землю, бродила по свету, искала, где бы научиться жестокосердию.
Но это оказалось не так-то легко! Где бы она ни странствовала, к кому бы ни приглядывалась, никак ей не удавалось встретить того, кто ни разу не пожалел о содеянном, чье сердце всегда оставалось холодным.
Наконец добралась семьдесят седьмая смерть до какой-то деревенской кузницы. Остановилась у двери, заглянула: высокий бородатый мужик ковал кусок раскаленного железа и делал это так хладнокровно и решительно, словно и не слышал, как железо стонало под ударами молота и тысячи искр с шипением разлетались и в отчаянии угасали на полу или на кожаном фартуке кузнеца. И тогда семьдесят седьмая смерть решила попроситься к кузнецу в подмастерья и научиться быть такой же решительной и хладнокровной, каким ей представлялся старый бородатый кузнец.
Семьдесят седьмая смерть встала рядом с кузнецом к горну и проработала в кузнице целых три года. Всякая работа у нее спорилась — ковала ли она большим молотом огромные куски железа, делала ли тонкую кузнечную работу, поддувала ли мехи, так что они только стонали и ухали, закаляла ли горячую сталь, не боясь жалобного шипения холодной воды, тем временем как над горном роились облака пара! Старый кузнец был очень доволен своим подручным и платил больше, чем прежним помощникам.
Только одно по-прежнему тревожило семьдесят седьмую смерть: крылья у нее все еще ни чуточки не вырастали! И в конце концов она решилась рассказать о своей беде кузнецу. Сказала, кто она такая, и объяснила, на каких условиях Старик позволит ей вернуться на прежнюю работу.
Бородатый кузнец внимательно выслушал своего подручного, задумчиво опустил голову и сказал:
— Ох, дружище, выходит, что ты напрасно тратишь время. У нас, кузнецов, тебе нечему учиться. Мы куем железо и делаем из него разные вещи не от жестокости, а от любви. И совсем не правда, что железо у нас под руками страдает, что наковальня стонет под ударами молота, что
Семьдесят седьмая смерть подумала-подумала и махнула рукой на свою прежнюю должность: пусть ею занимаются те, кто больше ни на что не годен! И разве возможно научиться жестокосердию, если у тебя в груди доброе, любящее сердце.
Говорят, что кузнецы такие сильные люди и так долго живут именно потому, что они своим тяжелым трудом приносят людям много добра.
Аугуст Якобсон
Как старый Яагуп обманул смерть
Водном селе жил когда-то очень хитрый и умный дед. Звали его Яагуп. Когда Яагупу исполнилось сто лет, пришла за ним Смерть. Пришла, значит, за ним — вошла во двор, постучала в окошко и позвала громким голосом:
— Яагуп, эй, Яагуп, ты меня слышишь?
Яагуп сильно испугался, но виду не подал и ответил:
— Слышу, слышу, тетенька Смерть. Носишься-носишься тут, как овод… Разве за тобой кто-то гонится?
— Твое время пришло, давай, собирайся! — сказала Смерть.
А Яагуп был еще крепким и здоровым стариком, и ему было жаль расставаться с жизнью. Поэтому он попытался спорить:
— Нет, тетенька Смерть, мое время совсем не пришло. Рановато мне собираться, рановато!
— Не говори глупостей, какое там рановато! Ты и твоя старуха отжили на свете за нескольких людей. Таким жадным тоже нельзя быть! — возразила Смерть.
Когда Яагуп понял, что спором тут не поможешь, он решился на хитрость. Пригласил Смерть в дом, усадил ее на стул, спросил, как поживает ее семья, предложил из своего кисета табаку. И наконец униженно взмолился, чтобы Смерть дала ему время хотя бы поставить пиво, чтобы люди могли угоститься, когда будут справлять по нем поминки.
Сначала Смерть возражала, а потом махнула рукой, улыбнулась и согласилась:
— Ну, так и быть, раз тебе хочется, чтобы после твоих похорон соседи напились твоим пивом! Только поторапливайся, чтобы мне из-за тебя неприятностей не было.
— Да что ты! Знаешь пословицу: бери быка за рога, а мужика лови на слове, раз я обещал, то уж не подведу тебя, — засмеялся Яагуп. — У меня солод с Иванова дня остался, так что завтра к утру пиво будет обязательно готово.
И Яагуп действительно к утру наварил пива, да такого, какого не приходилось пробовать даже тем соседям, что в городах побывали.
Только наступил вечер, Смерть вновь явилась под окно и, как и в прошлый раз, позвала:
— Яагуп, эй, Яагуп, ты меня слышишь?
— Слышу, тетенька Смерть, почему бы не слышать, ведь не глухой же я! — ответил Яагуп. — Значит, ты уже прибыла?
— Прибыла, прибыла. Только вот готово ли твое пиво, если готово, то мы сразу отправимся.
— Пиво-то готово. Только ты зайди в дом, подожди, пока я новые лапти надену, ведь путь-то у нас не к соседу на беседу.