Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
– Конюшни у тебя, конечно, нет. Куда же мы поставим лошадей?
– Пусть побудут на улице. Если вы не собираетесь тут ночевать.
...Имам квартальной мечети впал в растерянность, когда жена рассказала ему об Омаре с Эль-Миррой. Омар – не простой человек, к нему не подойдешь с обычной меркой. Особый случай. Ничего не придумав, имам с дрожью в сердце отправился к городскому судье Хусейну ибн Али ибн Микалю:
– Я с ним не справлюсь! Ибо не очень... начитан, он же, по слухам, знает Коран наизусть.
У судьи до сих пор кровоточила в душе глубокая рана от убытка в две тысячи динаров, причиненного ему Омаром при бывшем
Хусейн велел слуге оседлать лошадей. Имаму предложили лошадь слуги. Слуге пришлось идти пешком в такую даль. И в пути его не раз подмывало желание схватить тщедушного старичка за ногу и стащить наземь...
Так они встретились вновь, судья и поэт.
Омар поставил перед гостями поднос с прошлогодними гранатами, - они хорошо сохранились в прохладном подвале.
Хусейн ибн Али ибн Микаль на редкость доброжелателен, теперь он явно расположен к Омару.
– Уютно, - окинул он сказочный дворик веселым лучистым взглядом. И взял с подноса самый крупный и спелый, с темно-красной кожурой в желтых пятнах, гранат.
– Сразу видно, что здесь живет поэт.
– И уточнил: - Большой поэт. С воображением.
«Может быть, он человек сам по себе неплохой, - подумал Омар, тронутый его приязнью.
– Ремесло паскудное его испортило».
– Только, - вздохнул судья, с недоумением вертя в руке тяжелый плод, словно не зная, как за него приняться, - как-то... не то, чтобы скудно, а скупо живешь. Купил бы лошадь, что ли, себе...
Молодость беспечна и расточительна.
Зрелость рождает страсть к приобретательству.
Старость - к накопительству. То есть тогда, когда человеку, собственно, уже ничего не нужно, кроме савана и маленького участка на кладбище.
Странно устроены люди!
Но в их глазах самый странный человек в Нишапуре - поэт Омар Хайям...
– А зачем она, лошадь?
– удивился Омар.
– Ну... быстрее доехать до места.
– Судья крепко, но осторожно, чтоб не порвать кожуру раньше времени, обхватил гранат и нажал сквозь кожуру большим пальцем на твердые зерна.
– А зачем спешить?
– Не зря тебя прозвали «Господином Зачем», - улыбнулся Хусейн.
– Как зачем? Жизнь заставляет сокращать дорогу.
– А разве в дороге - не жизнь?
– пожал плечами Омар.
– Жизнь - сама дорога. И спешить, сокращать дорогу значит сокращать жизнь. Никуда не спеши - никогда не опоздаешь. С лошади не все увидишь. Какая радость: не торопясь идти пешком, останавливаться у каждого ручья, слушать, как он журчит, смотреть, как живописно навис над ним тенистый куст, как с щебетом порхает по кусту пичуга. Небо, поле, бугор. Как хорошо посидеть в харчевне у воды, под плакучими ивами. И сколько встреч на этой дороге! Разве, мчась на коне, сумеешь заглянуть в глаза прохожему? Перемолвиться с ним словечком? Это и есть жизнь. Куда спешить от нее? Живи тихо, спокойно, без суеты, - дольше будешь жить. Все равно дальше могилы не ускачешь.
Хорошо, если платье твое без прорех.
И о хлебе насущном подумать не грех.
А всего остального и даром не надо -
Жизнь дороже богатства и почестей всех.
И еще:
Где теперь эти люди мудрейшие
нашей земли?
Тайной нити в основе творенья
они не нашли.
Как они суесловили много
о
Весь свой век бородами трясли -
и бесследно ушли...
– Это так, - вздохнул Хусейн.
– Но, скажем, лошадь нужна человеку для представительности.
– Худо, коль человека представляет конь верховой или скажем, осел...
– Ох уж эти поэты!
– Гранат, размятый костлявой сильной рукой Хусейна, обвис, как тряпичный кошель. – Их не переспоришь. Но мы не за этим сюда явились. Знаешь, зачем, «Господин Зачем»?
Омар, конечно, сразу догадался, из-за чего пришли эти двое. Но все же сказал:
– Нет. Ума не приложу. Я думал: просто так, проведать.
– Судья не посещает людей просто так.
– Хусейн ногтем надорвал кожуру граната и выцедил в чашу рубиновый сок. Он почти наполнил ее: вот какой выбрал сочный гранат.
– Есть важное дело. На тебя поступила жалоба от жителей вашего квартала.
– Хусейн поднес чашу ко рту.
– Говорите, почтенный, - кивнул он имаму.
Имам, до сих пор скромно сидевший, в сторонке, произнес с торжеством, предварительно откашлявшись, как перед проповедью в мечети:
– Ваша милость, э-э, соизволили... э-э... соблазнить девицу, живущую с вами по соседству.
– Был он жалким, пропахшим потом и грязненьким.
«И этому слизняку я должен был, по шариату, поцеловать при встрече руку», - подумал Омар с омерзением.
– Соблазнить? Ха-ха! Слыхали старый анекдот? Один спросил: «Может ли мужчина сделать насилие над женщиной?» - «Может, - ответил другой.
– Если не успеет убежать от нее». Уж тут - кто кого.
– Все равно. Сожительство без брака - прелюбодеяние. Прелюбодеяние - грех. А грех, по шариату, уже преступление.
– Преступление, - подтвердил судья. И осушил чашу с гранатовым соком до дна.
– За такое преступление мусульмане, собравшись толпой, могут побить виновного каменьями.
– Но, чтобы загладить свой грех, я готов жениться на ней! Почему вам непременно нужно отдать Эль-Мирру этому дурачку? Она с ним пропадет. Отдайте мне, я хорошо заплачу, и делу конец, к всеобщему удовлетворению. Чем я ей не пара? Волосы поредели, лоб оголился? Но сколько мы видим на улице плешивых бойких молодцов. Зубы потемнели от вина? У каждого второго юнца нет половины зубов. Хоть они и не пьют вина. Кожа на локтях немного сморщилась? Это видно, когда выпрямишь руки; согнешь - она натягивается и становится гладкой. На лице появились морщины? Что поделаешь. Жаль, что лицо стареет раньше души и тела...
– Нельзя, - покачал имам головой.
– Хаким из порядочной семьи. А ваша милость - человек с пятном. Возьмет Эль-Мирру он, это будет благопристойно. Возьмете вы - возникнет смута в умах прихожан, что недопустимо.
– Где и какое пятно вы узрели на мне, почтенный?
– вскипел Омар.
Священник унылым взглядом обратился к судье за помощью.
– Ты, - разъяснил судья терпеливо и мягко, берясь за второй гранат, - со своим особым положением, просто не знаешь исламской общины. Видел форму для отливки сырцовых кирпичей? Кирпичей - великое множество, форма - одна. Так вот, в квартале все, что не лезет в одну эту общую форму, короче, все, что необычно, то подозрительно и потому опасно. Каждый должен ходить, одеваться, есть, думать и говорить, ложиться с женой, посещать отхожее место и совершать омовение точно так же, как все. Ничем не отличаясь от других. Только так и не иначе! И никаких раздумий, сомнений, в противном случае в мире наступит хаос. А ты все делаешь по-своему. Ты в квартале вроде прокаженного...