Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
– Клюйте, вороны! Серые и черные...
Между тем Ахмед Атташ, отдохнув, с любопытством обходил передний двор Шахдиза, узкий, глубокий, точно бассейн, четко вырубленный в скалах для сбора дождевой воды. Двор отсечен от внутренней, главной части крепости еще одной стеной, не такой, может быть, громоздкой, как внешняя, но достаточно высокой и крепкой, чтобы в страхе остолбенеть перед нею.
Попасть на передний двор еще не значит проникнуть в крепость. Нужно пройти еще одни ворота с железной решеткой, у ворот же - стража. Но в любой, самой неприступной с виду, твердыне есть лазейка - сквозь человеческое сердце…
Ахмед, прогуливаясь,
– Не подходи, - нахмурился охранник с коротким копьем для метания и большим ярко раскрашенным щитом.
– Дейлемит?
– С караульным нельзя разговаривать!
– По узору на чулках я вижу, что ты дейлемит.
Суровый взгляд охранника смягчился.
– Я бывал в Дейлеме, - продолжал Атташ дружелюбно.
– Прекрасное место! Особенно - долина Аламута...
Страж снова насупился.
– Скучно у вас!
– вздохнул Атташ.
– Освободишься - приходи ко мне. Поговорим о ваших краях. Хорошо там сейчас! Весна. Женщины пашут влажную землю. Ведь у вас, дейлемитов, земледелие - занятие женское, верно? Мужчины - воины. Хлеб свой они уже который век добывают службой в наемных войсках. Потому ты и здесь. Кстати, один из моих работников - твой земляк.
Охранник скупо улыбнулся...
Достойный памятник
Явдат Ильясов, автор нескольких хороших повестей из истории народов Средней Азии, взялся за сложную и трудную тему.
Писать о Хайяме сложно не только потому, что великий ученый и незаурядный поэт жил в очень сложное историческое время, но и потому, что по оставленным им научным и художественным произведениям трудно представить его самого, выписать его облик. Впервые попытавшийся это сделать по его четверостишиям русский ученый академик В. Жуковский писал о нем следующее: «Он вольнодумец, разрушитель веры; он безбожник и материалист; он насмешник над мистицизмом и пантеист; он правоверующий мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он - гуляка, развратник, ханжа и лицемер. Он не просто богохульник, а воплощенное отрицание положительной религии и всякой нравственной веры; он мягкая натура, преданная более созерцанию божественных вещей, чем жизненным наслаждениям; он скептик-эпикуреец, он - персидский Абу-аль-Ала, Вольтер, Гейне.
Можно ли, в самом деле, представить, - продолжает Жуковский, - человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей, мучительных сомнений и колебаний?» [В. Жуковский. Омар Хайям и странствующие четверостишия. 1897, с. 320.]
Французский ученый, переводчик его четверостиший, Ж. Б. Никола писал:
«Хайям, по природе нежный и скромный, предавался больше божественным созерцаниям, чем радостям светской жизни. Эта склонность к божественным размышлениям, а также метод изучения, делали из него мистического поэта, философа, одновременно скептика и фаталиста - одним словом, суфия, подобно большей части восточных поэтов» [Ж. Б. Никола. Четверостишия Хайяма. Париж, 1867, с. 37.].
Писать о Хайяме трудно, и трудность эта усугубляется тем, что о нем создано много научных и художественных произведений, как об одном из самых популярных поэтов мира. На различных языках написаны повести, романы, поэмы, драматические произведения, созданы кинофильмы, просто жизнеописания, научные исследования.
Образ Хайяма
Современная истинная наука опровергает и то и другое. Она утверждает, что Хайям не был ни суфием, ни правоверным мусульманином, но также не был ни гедонистом, ни скептиком. Он любил земную жизнь, стремился глубже ее понять и поставить науку на службу человеку, побольше взять у жизни, побольше наслаждаться ее благами.
Этическим идеалом его была личность вольная, свободомыслящая, чистой души философствующий человек. Главные черты этого человека - мудрость, любовь, жизнелюбие и бодрость. Эти качества неустанно на разный лад и воспевает Хайям в своих четверостишиях. Часто прибегая к образу вина, он превращает его в яркий символ жизнелюбия и веселья, в тайный язык жизнелюбов или же в стрелу, ранящую в самое сердце ханжей - духовенство, фанатиков и суфиев-мистиков. Он пьет, но это воспринимается читателем как протест против существующих в мире порядков, против властей, против всех видов духовного и физического угнетения, против бога, против своей эпохи, что собственно так и было.
Первое и главное достоинство автора «Заклинателя змей» и «Башни молчания» в том, что он правильно разобрался в сложной душе великого Хайяма и сумел показать его ярко и убедительно.
Конечно, ильясовский Хайям не живет без вина и красоток, но это отнюдь, во-первых, не цель его жизни, во-вторых, его отношение к ним совершенно не то, чтобы можно было его упрекнуть в нечистоте намерений, в подлости души или хотя бы в склонности к пустым забавам или низменным чувствам. Он, наоборот, как странная и исключительная для своего века личность, пьет, но не одобряет вино: если привязывается к девушке, даже падшей, то привязывается к ней всем сердцем, высокими помыслами, чистой любовью и остается верен до конца дней своих этой любви (Как, например, к Ферузэ, Рейхан, Экдес) или же брезгливо отвергает их - Туркан Хатун, Сорейю.
И очень убедительно звучат слова в устах поэта: «Если кто-нибудь через сто или тысячу лет назовет меня беспечным гулякой, поэтом пьянчуг, пусть знает: я плюю ему в глаза! Отсюда, вот с этого места. Попадись он в наше время, посмотрели бы мы, что из него получилось».
Эти слова, вложенные в уста поэта писателем Явдатом Ильясовым, убедительны после описываемых в повестях событий и звучат в унисон со следующим четверостишием самого Хайяма:
Пусть пьяницей слыву, гулякой невозможным,
Огнепоклонником, язычником, безбожным -
Я верен лишь себе, не придаю цены
Всем этим прозвищам - пусть правильным,
пусть ложным.
Один из художественных исследователей Хайяма художник-чеканщик Вячеслав Сидоренко создал серию чеканных работ на темы четверостиший Хайяма, которые назвал созвездием.
В центре созвездия гигантская фигура - символическое изображение Омара Хайяма.
Мощная корневая система намертво связала человека с землей, нижняя часть его тела одеревенела и стала похожей на корявый ствол могучего дерева.