Заклятая невеста
Шрифт:
— Отпустите его, — процедила я, — или вам доставляет удовольствие издеваться над более слабыми?!
Мы стояли друг напротив друга, и мне почему-то отчетливо вспомнились слова брата: «Лави, никогда не пытайся обыграть мужчину». Вообще-то это была шутка, и шутка, касающаяся исключительно их с Луизой отношений, сказанная им еще до моего первого выхода в свет, но почему-то сейчас она вспыхнула в сознании ослепительно-ярко. С той же силой, с которой внутри растекалось тепло магии жизни, не позволяющее холоду смерти пробраться внутрь.
Не знаю, о чем думал Золтер, но его взгляд, цепляющий мой, неожиданно метнулся мне
— Что это?
Бабочка, которая порхала за нами по коридорам, решила, что здесь лучше, и влетела следом. Разумеется, ничего умнее, чем сесть на мою ладонь, она не придумала.
— Бабочка, — ответила я, надеясь, что ее не постигнет та же участь, что бъйрэнгала, а то и похуже. — Неужели не видно?
Но Золтер смотрел на бабочку примерно так, как я — первые дни на Аурихэйм.
— Где ты ее нашла?
— Спросите лучше, где она меня нашла. — Поскольку улетать бабочка не собиралась, я подошла к двери и закрыла ее. — В коридорах вашего кошмарного замка.
— Что ты сделала, Лавиния? — Его взгляд стал настолько цепким и пристальным, что я пожала плечами.
— Ничего. Просто искала дорогу назад. Мы заблудились.
— Ты создала поисковое заклинание? Сама?
— Нет, мне виеррахи помогли, — огрызнулась и тряхнула ладонью. Бабочка взлетела и вернулась. Правда, теперь мне на голову. — Если мы закончили с воспитательными моментами, я хочу поговорить о том, что…
Он смотрел на меня как-то странно. Нет, я согласна, что в Аурихэйме все странно, но такой взгляд я видела впервые: меня изучали так пристально, словно не имели ни малейшей возможности сделать этого раньше. Тогда как (Золтер и прочие меня в этом отчаянно уверяли) смертные не представляют для элленари ни малейшего интереса, и вообще пыль под ногами.
Но это сейчас дело десятое.
— Против вас готовится заговор.
— Я знаю, — отмахнулся Золтер, по-прежнему сосредоточенно глядя на меня.
— Знаете?! И ничего не хотите по этому поводу предпринять?
Он нахмурился, словно очнулся.
— Что ты слышала?
— Слышала, что… — вот тут я все-таки осеклась, потому что речь шла о Льере, а его имя мне упоминать не хотелось, и вовсе не потому, что Золтер это запретил. — Что они собираются добраться до вас раньше, чем вы разрушите оба мира ради своего могущества.
Он усмехнулся.
— Ничего не хотите сказать?
— Тебе?
Это прозвучало так унизительно, что я очень сильно пожалела о своих словах. Странно, раньше отношение Золтера меня не задевало, а сейчас просто сдавило грудь, как если бы это пренебрежительное «тебе» имело ко мне хоть какое-то отношение. Как я уже сказала, все люди для элленари — просто пыль. Надо было молчать, и пусть бы он действительно со всем разбирался сам.
— Если не возражаете, я хочу остаться одна, — сказала я, стараясь удержать совершенно непонятную мне болезненную обиду.
— Мы не закончили разговор о твоей прогулке, Лавиния.
— А по-моему, закончили.
— Не дерзи мне, девочка, — у него чуть шевельнулись ноздри.
— Вы мне постоянно дерзите, отчего бы и мне не дерзить вам.
Я взяла котенка на руки, собираясь отойти, но меня перехватили за локоть.
— Я тебя не отпускал.
Я
— Собираетесь придумать мне очередное наказание? Или уже придумали? Так не тяните. Мне раздеться? Одеться в прозрачное платье? Собраться на охоту? Пойти с вами посмотреть на наказание Ирэи? Что?
Мой голос звучал спокойно, но горечь вряд ли можно скрыть, особенно от высшего элленари.
— Или будете в очередной раз мучить Амалию? Не стоит. Поверьте, девочка и так на грани срыва, так что боюсь, что после очередных пыток она может просто стать для вас бесполезной.
Демоны меня дернули вообще говорить об Амалии, но начав говорить, остановиться я уже не могла.
— В нашем мире женщин считают слабыми, но достойные мужчины компенсируют это упущение силой. Вы обладаете могуществом, сравниться с которым мало кто может, и на что вы его используете? Брать все, что пожелаете? Делать то, что считаете нужным? Простите, но магия для этого не нужна. Вы могли бы сделать все иначе, могли бы сразу мне все рассказать. Но зачем? Для вас я всего лишь кукла, которой можно надеть ошейник, которую можно пометить узором и, не спрашивая ее желания, притащить к Арке. Может быть, в нашем мире тоже достаточно зла и тьмы, но света в нем несоизмеримо больше. Мы умеем любить так же ярко, как ненавидеть, и может быть, не всегда можем отличить первое от второго, но мы чувствуем. Мы живем. Этими чувствами, всеми гранями наших эмоций, а вы — несмотря на всю свою силу, при своем хваленом бессмертии, вы все здесь… просто мертвы.
Я выпалила это на одном дыхании, смутно представляя себе, что будет дальше.
Дальше пальцы на моем локте разжались, но облегчения я не испытала. Может быть, в этом мире вообще ничто не способно принести облегчения.
Сделала несколько шагов и остановилась, потому что в отличие от котенка, поглядывающего на решившую полетать бабочку, я смутно представляла, что мне делать. Теперь Золтер посадит меня под замок, запрет в клетке Каори (так в нашем мире называлась магическая клетка, не позволяющая выйти из дома или из комнаты, а в особо жестоких случаях запирающая человека на крохотном участке помещения) или в ее элленарийском варианте, но как бы там ни было, в библиотеку мне уже не попасть.
Прежде чем эта мысль успела окончательно оформиться и придавить меня своей тяжестью, из-за спины донеслось:
— Аурихэйм умирает.
Умирает. Если вспомнить, что я видела и чувствовала в лесу. В лесу, которому обещала помочь. Нет ничего удивительного, что все это просто вылетело у меня из головы, но если бы я на минуту остановилась и задумалась, сложила два и два…
Обернулась, чтобы встретить взгляд Золтера, в котором сейчас не было тьмы. Скажем так, в нем не было ничего из того, что я помнила по нашему предыдущему общению.
— Ты права, Лавиния. Мы мертвы, или очень скоро будем. Подобно тому, как ваши маги сейчас заряжают своей силой артефакты, элленари впитывают магию Аурихэйма. Пять тысяч лет назад был нарушен баланс, из-за чего смерти стало больше, чем жизни, и это породило Первозданную пустоту. Она пожирает наш мир, как ржавчина металл.
Я отпустила котенка и обхватила себя руками, потому что очень хорошо помнила эту первозданную пустоту. Абсолютное ничто. Холод, боль, забвение — но это мои чувства, когда я ее увидела, а что чувствует тот, кто попал под ее действие?