Заклятая невеста

Эльденберт Марина

Обычно для поиска требовалась личная вещь, или хотя бы вещь, которой человек касался. Не представляю, работает ли это с призраками (или как называют элленари, лишившихся материального воплощения), но перстень был в руках Льера. Он был у него несколько дней, возможно, это поможет. Подхватив его, раскрыла ладонь, перенаправила узелок плетения. Нить слабо задрожала, потянулась к двери, и… растаяла.

Да что же это такое-то, а!

Я сжала перстень сильнее, окутывая его поисковым плетением, а потом, сама не знаю зачем, представила лицо Льера. Его голос — низкий, глубокий, вкрадчивый… Почему-то

именно это определение пришло мне на ум, а следом на ум пришло уже совсем другое: скользящие по моим губы, пробуждающие волнующий жар.

Осознание было коротким, потому что невесть откуда взявшийся ветерок подхватил мои волосы.

Оглушительное:

— Шрау! — и скрежет когтей донеслись совсем рядом, а потом вокруг меня вспыхнули искры.

Я провалилась в портал.

Буквально.

Мордочка бъйрэнгала — последнее, что увидела перед тем, как магия вышвырнула меня на узорную плитку. В лицо ударил порыв ветра, из распахнутых настежь дверей, ведущих на балкон. Сами двери напоминали крылья какого-то чудовищного зверя: огромные, изогнутые стальные прутья, разделенные вставками витражного стекла.

С бешено колотящимся сердцем огляделась, пытаясь понять, где нахожусь, но эта комната была мне не знакома. Тоже жилая, судя по обстановке — кровать, кресло, все в темно-синих тонах, причем больше темных, чем синих, поначалу я даже подумала, что здесь все черное. Единственным цветом, его разбавлявшим, был цвет потемневшей стали покрывала и узора на стенах. Еще над полом тянулся фиолетовый дымок, и исходил он от непонятных растений с большими листьями, больше напоминавшими пластины металла. Плитка подо мной была просто ледяная, поэтому я поспешно поднялась.

Вот только этого мне для полного счастья не хватало, честное слово.

Нет бы показать, где сейчас Льер!

Но это же слишком просто, зачем леди Лавинии искать простые пути.

Гораздо проще провалиться в портал неизвестно куда.

Сильнее сжимая перстень в ладони, направилась к двери, когда заметила светлое пятнышко. Даже не пятнышко, тонкая полоска: что-то торчало из-под подушки. Не вполне понимая, зачем, шагнула ближе к кровати, приподняла край наволочки и широко распахнула глаза.

Светлело не что иное, как моя лента.

Лента, которая была вплетена в мои волосы, когда меня забрали в Аурихэйм.

Эта мысль стала последней перед тем, как за дверями ванной комнаты что-то разбилось. Не просто разбилось, судя по силе удара и звуку, разлетелось даже не в крошку, а в пыль, и на миг показалось, что вместе с этим чем-то разлетелась я — так сильно меня полоснуло отголосками чужой боли.

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, я приблизилась к приоткрытым высоченным дверям. И замерла, потому что в заполненной тленом, окружившим его как рой насекомых, комнате стоял Льер.

Сначала я не поверила глазам, и себе тоже не поверила: Золтер сказал, что Льер умер, но мертвым он не выглядел. Не представляю, как выглядят призраки, но если верить Терезе (и умным книгам) — это просто размытые контуры без лиц и каких-либо черт. Странную затопившую меня радость я осознать не успела, равно как не успела осознать, что делаю. Уже почти шагнула к нему, когда на моих глазах Льер начал меняться.

Черты лица стали резче,

контур губ и подбородка смазался, чтобы спустя мгновение стать четким, но… другим. Иссиня-черные волосы вспыхнули огнем, словно кто-то развел рядом с ним пламя, но пламени не было. Тем не менее они впитывали раскаленный цвет, цвет волос Золтера. Изменились скулы и надбровные дуги, над ними вспыхнул королевский узор. Спустя мгновение рассеялся и морок тьмы, и когда это произошло, передо мной стоял Золтер.

Я видела его так же четко, как несколько мгновений назад — Льера.

Что это?

Что это только что…

Он повернулся к двери, и я отпрянула. Метнулась в сторону балкона, и, едва успела оказаться снаружи, как в комнате раздались шаги. Двери с грохотом захлопнулись, отрезав меня от того, кто за ними остался. Не представляя, что делать дальше, не в силах поверить в случившееся, я прижимала к груди ленту, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Льер… жив?

Не просто жив, Льер — это Золтер? Точнее… Что точнее, я пока понять не могла, зато вспомнила фразу Золтера о том, что элленари способны принять чей угодно облик. Но если Льер — это Золтер, точнее, он носит его личину, то настоящий Золтер…

Я поняла, что не готова думать об этом здесь. Сейчас — точно нет. Мне нужно вернуться к себе, собраться с мыслями и понять, что вообще происходит.

Над Аурихэймом снова нависло безветрие и мертвая тишина, и это играло мне на руку. Сквозь витражные стекла невозможно было что-либо разглядеть, поэтому оставалось надеяться только на слух. Затаив дыхание, я вслушивалась в то, что происходит за дверями, но оттуда не доносилось ни звука. Точно так же, как выпитый досуха мир, лишенный почти всех проявлений жизни (я ведь действительно не видела здесь ни птиц, ни животных, не считая жутких псов и бъйрэнгалов, ну и еще запертых в зверинце Золтера неизвестных существ), комната безмолвствовала.

Выждав еще несколько минут, для верности, осторожно приоткрыла дверь.

Никого.

Глубоко вздохнула и шагнула к кровати, стараясь ступать еле слышно. Ленту надо оставить на том же месте, и…

— Что ты видела, Лавиния?

Его голос раздался из-за спины так резко, что я едва не заработала разрыв сердца. Обернулась, наткнувшись на жесткий темный взгляд.

— Все.

Отпираться не было смысла, да и сейчас, когда я оказалась лицом к лицу с ним, поняла, что мне до безумия хочется высказать ему все, что я думаю. А думала я многое: в частности, о том, что очнулась после кошмарной ночи и вместо его лица увидела ненавистную физиономию Золтера. Мужчины, который взял меня силой, и… Льер ведь об этом знал! Я сама ему рассказала.

— Понравилось меня целовать? — поинтересовалась я, с трудом сдерживая кипящий внутри гнев. — Будучи им?

— Не говори о том, чего не понимаешь.

— О, я многого не понимаю. Например, как можно быть настолько жестоким к собственной матери!

Он остановился. Впрочем, «остановился» — это было слишком слабое слово для того, кто просто замер в одно мгновение.

— Что молчишь, Льер? Ответить нечего? — я уже не сдерживала чувства, и голос дрожал.

От долго и прочно упрятанных на глубину чувств, от того, что я все это время скрывала даже от себя самой.