Заклятая невеста
Шрифт:
Эта мысль заставила отнять руку.
— Что-то снова не так?
— Снова? — я приподняла брови. — Оно постоянно не так.
— Что именно?
— С чего предпочитаете начать?
— С чего угодно. Но не сейчас. Поговорим об этом за ужином.
Я не ослышалась? Он сказал — поговорим?
— Руку, Лавиния. — Это прозвучало привычно-жестко, проходящие мимо элленари склонились, но Золтер даже не взглянул в их сторону.
Ладонь я вернула на место, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, что кроется за столь резкими переменами. То ли это очередная
В любом случае, серьезный разговор нам сегодня точно предстоит. Не знаю, состоится ли он за ужином (после того, как я покажу всем, на что способна жизнь), но в том, что избежать его не получится, можно было не сомневаться. Украдкой взглянула на повелителя Аурихэйма, когда мы вышли к лестнице — что раньше, что сейчас, я не могла его понять.
Может быть, в этом все дело? В том, что элленари непостижимы. Да и можно ли понять существо, которое прожило бесчисленное множество лет?
Сколько ему вообще лет?
Перевела взгляд на картину, отражавшую суть магии и ее зарождение.
Смерть и жизнь, вливающиеся друг в друга, рассыпающиеся искры стихий — пламя и лед, земля и воздух. А ведь в нашем мире почти не осталось магов стихии, да и здесь я их не встречала. Целительскую магию вообще сложно выделить во что-то особенное, ее проявления — именно то, о чем Золтер говорил про мужчин-магов. Использование силы крови, зелий и созданных давным-давно плетений, возможно, усовершенствованных и доработанных.
О, сколько знаний можно было бы найти здесь! Тереза бы многое отдала, чтобы к ним прикоснуться.
И кажется… я тоже.
— Стихии угасают, потому что из Аурихэйма уходит жизнь? — неожиданно спросила я.
Он скользнул взглядом по моему плечу. Я бы сказала, огладил, от этого не-прикосновения стало жарко даже в насквозь промерзших стенах его замка.
— Годы жизни в Энгерии все-таки не истребили желания поглубже погрузиться в магию?
Я поправила волосы, заставляя их лечь на плечо. В Аурихэйме предпочитали прически попроще, преимущество отдавали распущенным волосам, украшенным завитками, иногда несколько прядей чуть поднимали наверх.
— Желание ничто не способно истребить. Если оно искреннее, — заметила я.
— Да, ты права. — Признание моей правоты от Золтера звучало еще более странно, чем все остальное. Тем не менее, чем ближе становились распахнутые двери и внутренний двор, залитый иссиня-черным пламенем и вспышками молний, тем больше мне становилось не по себе. Поэтому я предпочла продолжить:
— Вы сейчас про искренность или про стихии?
— И про то, и про то.
— А что насчет сил хэандаме?
Он усмехнулся.
— Силы хэандаме возникли, как полная противоположность магии. На них не способны повлиять ни смерть, ни жизнь.
— Тем не менее они умрут вместе с Аурихэймом, если мы ничего не сделаем?
«Мы» сорвалось с моих губ случайно, но взгляд Золтера после них оказался слишком глубоким. К счастью или не очень, мы уже шагнули во двор, и рев толпы взмыл ввысь, чтобы с грохотом обрушиться по стенам замка на нас.
Элленари приветствовали
Мне было не привыкать к местным развлечениям, но все же сейчас я поморщилась. Среди пестрой толпы, ожидающей расправы над женщиной, с которой танцевали в одном зале и которой говорили комплименты, мне не был никто интересен. По большому счету, мне здесь вообще ничто интересно не было, но я не без потайного злорадства представляла, как вытянутся их лица, когда я отпущу магию.
Аурихэйм не признает смертных, Аурихэйм не признает смертных.
Сегодня посмотрим, кто и кого здесь не признает.
Сделать все нужно было до того, как начнется наказание, и в идеале наказание не должно было бы состояться, но меня все равно потряхивало.
— Ты такая напряженная, Лавиния.
— А вы такой отзывчивый! — огрызнулась я.
Особенно когда увидела помост.
Да что ж за раса-то такая, а! Вечно им надо над кем-то показательно издеваться.
— Снова думаешь о том, насколько мы мерзкие? — хмыкнул Золтер.
— Как вы угадали?
В прошлый раз меня сопроводили к трону, на котором он восседал, в этот раз мы шли к нему вместе, вот только соседнего кресла больше не было. Разумеется, я же больше не будущая королева, а так, пленница. Пленницам не положено сидеть, им вообще ничего не положено.
— Видимо, ты плохо знакома с историей. Публичные казни были любимой забавой смертных в Темные времена.
— С историей я знакома хорошо, но в Темные времена у людей было помутнение рассудка из-за давлеющей власти магии. У вас оно, здесь, кажется, не проходит.
Золтер снова хмыкнул, и, когда мы приблизились, опустился на трон. Ни один мужчина (достойный, я имею в виду) в Энгерии не позволил бы себе сесть, когда стоит женщина, но с достоинством у них тут большие проблемы. Боюсь, что не только с достоинством.
Чувствовать магию, как вторую суть, было необычно, но я уже начала привыкать. По крайней мере, сейчас, когда напряженная, вглядывалась в арку, из которой в сопровождении двух стражей вышла Ирэя. Чем ближе они подходили, тем сильнее внутри натягивалась невидимая струна. Раскаленные волосы принцессы полыхали в ночи, а вот лицо было неестественно-белым.
Я глубоко вздохнула, когда она поднялась на помост. В нашу сторону элленари не смотрела, но когда Золтер вскинул руку, и над двором растянулась тишина, я увидела, как ее ногти вонзились в ладони.
— Поскольку оскорбление, нанесенное аэльвэйн Лавинии моей кузиной, касается лично ее, — его голос ворвался в шипение плетей, готовых обрушиться на спину Ирэи, — я счел верным предоставить ей самой решить, какого наказания достойна Ирэя. Аэльвэйн Лавиния?
Тишина, повисшая после этих слов, оказалась гораздо более громкой, чем можно себе представить. Взгляды, обращенные на меня, были весьма говорящими — изумленные, яростные, полные неверия. Они скользили по мне, тяжестью опускались на плечи, оплетали, как паутина. Тем не менее из толпы не донеслось ни звука: как Золтер и говорил, оспаривать его слова не решались.