Заклятие немоты
Шрифт:
И вдруг… Неужели судьба сменила гнев на милость? Впереди темнели кусты лещины. Переспелые орехи обильно усыпили землю; на ветвях еще оставалось достаточно. Путешественники вне себя от радости кинулись обирать щедрые заросли.
Тут кусты заворочались, принялись расти и, наконец, взорвались изнутри. Из самой гущи показался злобный лик с носом в виде гнилого ореха и гневно завизжал на непрошеных гостей:
Ни орешка, ни листочка
Чернмилк Пег не даст, и точка!
И комка земли не дам
Попрошайкам и ворам!
Из
Будь ты нищий, будь ты тать,
А со мной не совладать!
Убирайтесь, или Пег
Вас распишет под орех!
Хранительница Куста заскрипела зубами и взмахнула дубинкой; на землю отколотыми щепочками посыпались ногти с корявых пальцев.
— Будь по-твоему, гнусная карга, — проворчал Диармид, отступая.
И путники заспешили прочь от запретных кустов, которые долго скрежетали зубами им вслед и яростно брызгали пенящейся слюной. Когда заросли остались позади, эрт с неохотой промолвил:
— Так себе нежить, только с виду опасна. Я бы с ней разобрался… да не поднимать же руки на старуху!
«На бабулю она еще похожа, — поддакнула Имриен, — а вот на одаренного стихоплета едва ли».
Каменное лицо Диармида не дрогнуло; шутка не достигла цели.
На другой день животы все так же пухли от голода. К тому же ночью было холодно. Настолько, что путники в отсыревших нарядах потеряли всякую надежду на сон и просто бродили туда-сюда, стуча зубами. В голову не лезло ни одной мысли, исчез даже страх перед возможной опасностью.
Да и следующее утро не предвещало перемен к лучшему. Имриен уныло брела под навесом листвы, окутанной туманом, и размышляла о том, что еще немного — и им обоим придет конец. Прежде, с Сианадом, было совсем не то. Тогда стояло жаркое лето. Скоро ветви деревьев оголятся, и смертных будет видно за мили. Голодная окоченевшая девушка мечтала только об одном: упасть на землю и забыться. И лишь гордость гнала упрямицу вперед.
В головах путников царила такая же легкость и пустота, что и в желудках. Однако на чувства отсутствие пищи никак не повлияло, разве что обострило. Поэтому, когда ноздри смертных уловили съедобный запах, он показался прекраснейшим, божественным благоуханием. Путешественники сглотнули слюну и одновременно повернулись в ту сторону, откуда доносился волшебный аромат.
— Боюсь, что это ловушка, — прошептал Диармид. — Смотри в оба! Помнишь, матушка дарила тебе тилгал, он еще с тобой?
Имриен кивнула. Продырявленный водным потоком камушек — большая редкость. Можно ли расстаться с таким могущественным амулетом? Ведь он спасает от любого морока, стоит только взглянуть сквозь дырочку. Девушка достала тилгал и сжала в руке.
Нюх вывел путников на солнечную опушку. Оба
Мягкий дерн углублялся посередине, образуя крохотное, окаймленное тростником озерцо. Неподалеку от зеркальной глади на большом плоском камне горел огонь, почти призрачный при ярком свете дня. К небу тянулась тонкая струйка голубоватого дыма.
Между водой и пламенем сидел мужчина и, облокотившись на траву, беспечно вертел в пальцах соломинку. Вот только не морок ли это? Ведь и нежить частенько принимает вид человека.
Имриен вгляделась, но с такого расстояния было трудно определить наверняка. Она поднесла к глазу продырявленный камушек: ничего не изменилось.
— Дайнаннец! — выдохнул эрт. — На нем дайнаннская форма. Значит, и впрямь человек?
«Возможно», — нахмурилась девушка.
— Доброго вам утра! — ясно донесся до них голос незнакомца. — Прошу вас, друзья, проходите к огоньку.
Перепуганные путники изумленно посмотрели друг на друга. Затем Диармид кивнул и расправил плечи. К нему даже вернулись прежние манеры стражника.
— Держись за мной!
Он шагнул вперед, положив правую ладонь на рукоять меча. Люди вышли из засады и приблизились к чужаку. Тот не поменял позы, лишь широко улыбнулся им снизу вверх.
Словно темная молния поразила Имриен в самое сердце, отозвавшись гулом огромного колокола. По телу пробежала серебряная искра, заставив девушку затрепетать, как никогда в жизни.
— Присаживайтесь. — Он махнул рукой в сторону костра. — Или вам доставляет удовольствие стук собственных зубов?
Имриен подумала, что назвать мужчину «красивым» значило бы сказать ужасную глупость. Это то же самое, что сказать «очень мило» о бездонном звездном небе цвета черного соболя. Или о мерцающих звездах, купающих отражения в холодной морской глади.
Рослый широкоплечий незнакомец выглядел ожившей статуей легендарного воителя. Вытянутый, слегка худощавый лик с четко очерченными скулами был словно высечен из гранита вдохновенным скульптором. На гладко выбритом подбородке лежал размашистый мазок сизой тени. Из-под прямых, как стрелы, бровей черные глаза полоснули девушку холодным пламенем. Волосы цвета воронова крыла небрежно скреплялись узлом из передних прядей, ниспадая шелковым ливнем до талии. Что, если распустить их? Имриен представила себе эту нежную тучу, этот неистовый ночной водопад — и смутилась еще больше.
Незнакомец излучал вечную, непобедимую молодость весны. Девушка не смогла найти ни одного изъяна. Он был совершенен. Все это она поняла разом, в один миг, быстрее, чем сверкнула бы в небесах молния.
А меж тем приветливый костер разливал в воздухе блаженное тепло и манил к себе продрогших путников. Те подошли чуть ближе, но так и остались стоять. Имриен вдруг стало не важно, сделает ли она еще хотя бы вздох.
— Благодарим за приглашение, — сдержанно отвечал Диармид. — Мы просто проходили мимо. Не встречались ли вам поблизости другие путники, например, некая леди с медно-рыжими волосами?