Заключенный №1. Несломленный Ходорковский
Шрифт:
Она была одной из тех, кто организовал флешмоб у суда в дни оглашения приговора. И хотя боялась, что «придут всего две-три калеки и один Шендерович», пришли полторы тысячи человек…
Ну, а после 14-летнего приговора и интервью Данилкина на Первом канале («Меня ломали, но я не сломался»), Марина окончательно удостоверилась в том, что «настоящие мужики – только в тюрьме».
………………….
…Е. Г. – родственница Сахарова (тетки были родными сестрами), коренная ленинградка, преподает в Санкт-петербургском университете. Генетику. За плечами – 75 лет. Интеллигентка. Профессор. По приезде в Москву на суд («больно
Между лекциями в своем университете она иногда занимается вот чем: берет речь известных людей, высказавшихся в поддержку Ходорковского – Ахеджакову, Юрского, Ефремова – делает много экземпляров на своем принтере, распечатывает и разносит по почтовым ящикам своего и ближних районов. А живет она в самом центре Питера – Владимирская, Достоевская, Невский, площадь Пяти углов…
– Клянусь, лично потом проверяла: ни один из жильцов листки не выкинул… – говорила она мне.
Таким «хулиганством» Е. Г. занимается второй раз за свою взрослую жизнь. Первый раз – в 1991-м. Раскидывала по ящикам (у нее одной тогда появился первый принтер – друзья привезли из-за границы) речь Ельцина…
– Было так страшно, я занавесила окна и распечатывала до поздней ночи, а с утра шла и распихивала в магазинах, трамваях. Люди кидались и читали, а я убегала…
Не сумасшедшая, не правозащитница, митингов не выносила и никогда на них не ходила, вечера коротала за чтением диссертаций учеников («разучились писать совсем»), немного одинокая (муж умер, сын жил отдельно), – она радовалась, когда мы приезжали к ней из Москвы. Потому что вечерами можно было говорить только об одном. В университете об этом особо не поговоришь. Некоторые отшатывались, другие наоборот – под ее воздействием посещали Хамовники в Москве, третьим она перестала подавать руку – например 80-летнему профессору, «зло отзывавшемуся о Ходорковском». И еще. Ей было лично стыдно, что Путин «и вся эта шпана» из ее города и университета…
Просила, чтобы институт чаще отправлял ее в Москву на симпозиумы и конференции по генетике. Отпускали. Симпозиумы часто «прогуливала» в пользу Хамовников…
– Знаешь, генетика мне уже неинтересна, – как-то говорила она мне. – Я ей отдала всю себя. Хватит. Для меня сейчас главней вот это… Мне больно и стыдно.
Родственники ее не понимали, иногда подтрунивали.
– Мой сын, его семья, их друзья – хорошие успешные ребята. Но пока в силу возраста живут другой жизнью, другими интересами. Они знают, что где-то там есть Ходорковский и вся его история. Знают, за что его посадили. Но в подробности не вдаются. Это их не отягощает. Я не осуждаю. Молодость…
Глава 35
Он и Платон
– Дьявол кроется в деталях. Так что давайте это проверим еще раз, а то, может, Лахтину опять что-то в глазик попало…
В зале – смех, судья морщится, Лахтину все равно. Так о методах работы прокурора, конечно же, отзывается Платон Лебедев. Ну, а кто еще? Представить в этом амплуа Ходорковского, согласитесь, трудно. Такие разборы полетов, а иногда и похлеще, Лебедев проводил в
– Дьявол кроется в деталях, – часто о чем-то сосредоточенно думая, повторял он. И в этом весь он, Платон Лебедев. Угодивший в тюрьму на три с половиной месяца раньше Ходорковского. Официально – как подозреваемый в преступлении. Неофициально – и это все понимали – как заложник.
Это про него, арестованного в госпитале имени Вишневского (схватило сердце) прокурор Лахтин потом будет везде и всюду говорить, что тот, мол, не являлся на повестки в прокуратуру и вообще «пытался скрыться» от органов дознания… Это Лебедев-то «пытался скрыться», у которого за две недели до ареста дочка родилась…
Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Как медиумы, принимали сигналы друг друга, трансформировали их и в свойственной каждому индивидуальной форме направляли эти сигналы в дело, в работу.
Без Лебедева книга о Ходорковском была бы не полной. Мы уже как-то привыкли, что он на втором плане, что, говоря о Ходорковском, мы, да, конечно, и Лебедева имеем в виду, но почему-то всегда говорим в единственном числе. «Когда освободят Ходорковского», «Ходорковский сидит», «дело Ходорковского» и т. д. Лебедеву нисколько не обидно, Ходорковскому – наоборот. Он даже просит СМИ, если у них обоих берут интервью, «напирать в вопросах в основном на Платона».
Но они оба уже давно одно целое. Они друг друга обожают.
Внешне незащищенный, до какого-то момента тихий Ходорковский и он, казалось бы, баловень судьбы, всегда с той самой накрахмаленной уверенностью по жизни… Ходорковскому импонирует его волевое начало, Лебедеву в Ходорковском импонирует все, за исключением некоторых моментов. Ну не надо говорить этому «псевдопрокурору Лахтину», у которого шпаргалки на столе, а в компьютере – следователь Каримов, – не надо говорить ему «уважаемый прокурор Лахтин».
Платон так и передразнивал при всех Ходорковского в суде. Выступал Ходорковский, а следом за ним Лебедев, и нарочито растянуто начинал свою речь:
– Глубоко УВА-ЖА-ААА-ЕМЫЙ мною (зал лежал, Ходорковский стеснительно опускал глаза) прокурор, точнее, псевдопрокурор Лахтин опять врет суду.
– Эти комментарии можно не слушать! – нервничал Лахтин.
– Платон Леонидович, замечание! – традиционно доносилось от судьи.
А Лебедеву хоть бы хны. В суде между ним и Ходорковским установилась связь. Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Как медиумы, принимали сигналы друг друга, трансформировали их и в свойственной каждому индивидуальной форме направляли эти сигналы в дело, в работу. Так выстраивали свою линию поведения, свою каждодневную жизнь, свою защиту.
Ходорковскому, казалось, не хватало хулиганистого азарта, язвительности. Уж слишком внешне интеллигентный и воспитанный он был. Представить его советующим Лахтину обратиться за помощью в Кащенко, согласитесь, весьма трудно. Это уже будет не Ходорковский. Но зрителей его вежливое обращение «уважаемый прокурор» порой тоже раздражало. Да так, что по рядам проносился шепот: «Да не уважаемый он, не уважаемый… Ну, Михаил Борисыч…».
На один и тот же вопрос судьи, были ли они судимы ранее, Ходорковский ответил: «Да, в 2005 году», Лебедев: «Да, преступным приговором Мещанского суда».