Заколдованная палата
Шрифт:
Парень растерялся. Он не мог убрать ногу. Она не сгибалась в суставе… И не мог встать, так как его костыли с грохотом упали на пол. Один стукнул по ноге Валерочку, а другой — Фредика. Фредик чуть было не растянулся в коридоре во весь свой рост…
— Деревня, — фыркнул Фредик в адрес неловкого парня и важно проследовал дальше.
Минна Эриковна пропустила Валерочку с мамой к себе в кабинет, а перед самым носом Фредика захлопнула дверь.
Светлана Ивановна, появившаяся на шум из пионерской комнаты, поспешила подать костыли мальчугану.
— Как тебя зовут? — спросила воспитательница.
— Митя.
— А фамилия?
— Трубин.
— А меня зовут Светлана Ивановна.
— Светлана? — Он словно вдумывался в смысл этого имени.
— Ну вот мы и познакомились… Сейчас ты пойдешь с няней в ванну, помоешься как следует с дороги, а потом я отведу тебя в палату. Ты будешь учиться у меня в старшей группе.
Мите было приятно, когда после купания Светлана Ивановна, мягко дотронувшись до плеча, повела его по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой, и, поднимаясь вместе с ним по лестнице, терпеливо ожидала его на каждой ступеньке.
— Скажите, — решился спросить Митя, — здесь могут вылечить мою ногу, чтобы я мог ходить хорошо… совсем без костылей… Мне надо, очень надо… и поскорей…
— А что с тобой?
— Ревматизм. А другие врачи говорят, этот… как его… полиартрит.
— Надеюсь, что вылечат. Но многое будет зависеть от тебя самого.
— Я буду стараться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ТАИНСТВЕННАЯ ЭСТАФЕТА
— Вот вам, ребята, еще один товарищ, познакомьтесь! — и Светлана Ивановна ввела в пятую палату Митю Трубина.
— Мы уже познакомились… с его костылями, — пробурчал Валерик, занятый апельсином. Фредик угодливо захохотал. Валера протянул ему апельсин. Фредик ел апельсин вместе с душистой коркой, морщился, хлопал Валеру по плечу и уверял его в вечной дружбе. С первого взгляда он определил, что Валерочку можно «обжать». Так любила говорить его мать.
— Когда узнаете друг друга, выберете себе старосту палаты, — сказала Светлана Ивановна.
— А зачем — старосту? — поинтересовался Валера.
— Староста будет отвечать за порядок и чистоту в палате… Его все должны уважать и слушаться, — ответила ему воспитательница и ушла.
Лене очень хотелось попробовать апельсинов, таких ярких и ароматных. Но он был гордым человеком и, чтобы не выдать себя, повернулся спиной.
У стены лежал большой полный мальчуган с белой-белой кожей, в роговых очках. Он
— Саша, — назвал он себя и кивнул Мите:
— Вон у окна свободная кровать и тумбочка. Располагайся!
Митя положил свои вещи на тумбочку и взглянул на белую, нарядную кровать. — «Неужели он здесь будет спать?» Затем по-хозяйски занялся своими вещами. Книгу и рубашку, один-единственный носовой — платок он положил на дно тумбочки. Зубной порошок, мыло и щетку — в ящик.
Когда Митя выдвинул ящик, то совершенно случайно заметил странную надпись внутри, на его боковой стенке:
«Бойся Мобуту, выдерет глаза!» Митя показал ребятам эту надпись.
— Ну что его бояться! Где Конго, а где детский санаторий! И вообще, попался бы он к нам, мы бы из него… лепешку сделали… — хвалились ребята.
— Нет, это неспроста, — настаивал Митя.
Все принялись искать надписи и в своих тумбочках. И нашли: «Доводите «Химию!». «Святой крест» спит с присвистом», «Катюшу без шпионов — не слушаться»! Леня заливисто хохотал. Он все знал и принялся объяснять новичкам.
— «Химия» — это Ефимия Васильевна, толстая сестра-хозяйка — три шара друг на дружке. Ее не любят. «Святой крест» — это няня Маша, часто спит в ночное дежурство! «Катюша» — воспитательница младшей группы Екатерина Павловна. Она — безвредная, добрая. Ребята любят слушать, когда она рассказывает про шпионов.
А если не рассказывает — мы ее не слушаем, бегаем. Она все равно не накажет.
— А Мобуту?
— Я его люблю до смерти, и сейчас вы его увидите!
Леня в одно мгновение исчез из палаты и «ссыпался» вниз по ступенькам.
— Опять прытко бегаешь?! Сколько лет тебе я буду это говорить, — заворчала няня Маша.
Через несколько минут Леня вернулся, прижимая к себе большого черного кота с ярко-желтыми глазами. Это и был Мобуту. В темноте глаза его казались желто-зелеными. Его побаивались все ребята, кроме Лени.
Кота уважала и тетя Клава, раздатчица, хоть он и не ловил мышей. Да и зачем ему это? В свои часы кот появлялся у дверей раздаточной, и тетя Клава встречала его неизменным вопросом.
— Что, красавец наш дорогой, пробу пришел снимать? Ну сейчас, сейчас… — Ив его личную, чисто вымытую плошку наливала молоко.
Кот со скучающим видом, нехотя, словно делал большое одолжение тете Клаве, принимался за еду. Если же молоко было не совсем свежее, он, презрительно фыркая, отворачивался от блюдца и, задрав хвост, оскорбленно удалялся.
В таких случаях тетя Клава бежала на кухню к повару и, гремя ведрами, выкрикивала:
— Вы что же это даете несвежее молоко детям? Есть у вас совесть или нет?