Заколдованная рубашка
Шрифт:
Над улицами реют самые пронзительные кислые, пряные, острые запахи. Террасы нагромождаются друг на друга, всюду лестницы, балкончики, фонтаны, подъемы и спуски, в луче солнца вдруг проблеснет, как драгоценность, мраморный фриз, или статуя, или густо-зеленая пальма. Улицы то и дело круто поворачивают. Веттурино, который, кажется, знает здесь каждого, шутливо тыкает своим кнутовищем то в одного, то в другого прохожего, обменивается приветствиями и покрикивает на зазевавшихся.
Но вот они выехали из лабиринта запутанных уличек на набережную Тибра. Здесь просторнее и пустыннее. Река
Александра Николаевна и ее тезка с той минуты, как выехали из дому, не обменялись и десятью словами. Есипов видел чистый, суровый профиль своей соседки и не смел заговаривать: понимал, что "Ангел-Воитель" взволнована и совершенно поглощена предстоящим. Потихоньку он дотрагивался до внутреннего кармана сюртука, где ощутимой тяжестью лежит заряженный пистолет. Дай-то бог, чтоб не пришлось пустить его в дело!
Вдруг он почувствовал, как Александра Николаевна вздрогнула. Ага, вот она, стена, - высоченная, из дикого, словно выжженного солнцем камня!
– Остановитесь у ворот, - сказала "Ангел-Воитель" веттурино.
Тот повернулся на козлах, уставился на нее удивленным взглядом.
– Вы сюда, синьора? Зачем вам в это проклятое богом место?
– Нужно, - коротко отвечала "Ангел-Воитель".
– Ага, понимаю: синьора - благотворительница, - кивнул с удовлетворенным видом веттурино.
– Да поможет вам святая Мадонна за то, что вы не забываете несчастных, которые здесь погребены!
Александр дернул веревку, висящую у железных ворот. Где-то далеко внутри раздался звон колокола. В воротах приоткрылся глазок. Александра Николаевна проворно сунула карточку с заранее заготовленной запиской:
– Синьору команданте.
Прошло несколько минут. Солнце пекло не по-весеннему, но и Александру и "Ангелу-Воителю" было холодно. Вот загремел тяжелый засов, чуть приотворилась одна створка.
– Войдите, - сказал невидимый страж.
Один двор, потом другой, потом третий. Камень под ногами, камень кругом, каменные своды над самой головой. Ни травки, ни кустика. Древняя башня-крепость, темные сырые казематы, бесконечные переходы и лестницы, слепые, давно не мытые окна, забранные решетками. Тлен, затхлость, мокрицы, разбегающиеся из-под ног.
Но вот и кабинет коменданта - такая же темная, низкая и сырая комната, почти ничем не отличающаяся от каземата. Комендант, невзрачный, болезненного вида, прощается с каким-то посетителем.
– Так помните: на вас надеются, - говорит посетитель и направляется к двери.
На секунду свет падает на его лицо, и Александр видит широкие, сросшиеся над хищным носом брови. Где он видел это лицо? Но посетитель уже исчез, а комендант обращается к ним:
– Чем могу служить, синьоры?
Вместо ответа Александра Николаевна падает к его ногам. Небесно-голубая юбка волочится по пыльному полу, голос
– От вас, только от вас зависит... Вас молят о последней, быть может, милости... Мы с братом никого здесь не знаем... Мы чужие в вашей стране... Судьбе было угодно, чтобы я полюбила итальянца... Я не знаю, что он сделал, за что его осудили... И вот такое несчастье... Дайте мне возможность в последний раз взглянуть на любимого, обнять...
Она бьется в рыданиях. Как все итальянцы, комендант тюрьмы склонен к романтическим историям, а в тюрьме Сан-Микеле давно не случалось ничего интересного. И вдруг нынче красавица иностранка, в шелках и бархате, лежит перед ним на полу и молит дать свидание с женихом. Смотри пожалуйста, как повезло этому безбожнику и смутьяну Пелуццо! Подцепить такую красотку!
– Это против наших правил, синьора, - говорит брюзгливо комендант. К тому же ваш жених - опасный государственный преступник. Сам я ничего не могу вам разрешить. Вам надо обратиться в Ватикан, к асессору монсеньеру Орлани. Он ведает всеми заключенными по делам, связанным с Ватиканом.
Александра Николаевна всплеснула руками, громко зарыдала:
– Тогда я погибла! Я не могу ждать, я должна завтра же ехать на родину к нашей умирающей матери! Значит, я никогда больше не увижу моего жениха! Брат, милый брат, проси и ты!
– Она подтолкнула Александра к коменданту.
– Будьте милостивы к нам, синьор, - пробормотал Александр, не подымая глаз.
– Не могу. И не просите, - отмахнулся комендант.
– Наши правила не разрешают этого. Такой важный государственный преступник... Нет, нет, и не просите!
Александра Николаевна почувствовала, что ускользает последняя надежда. Она поймала руку коменданта, грубую, шершавую, поднесла ее к губам.
– Синьор, вы всесильны, я знаю, вы все можете. Недаром в Риме все говорят, что вы один из самых влиятельных людей, что сам святой отец пользуется вашими бесценными советами. Я умоляю вас, не отсылайте меня в Ватикан, решите мою судьбу сами. Все в ваших руках, синьор!..
Золотая голова поникла, ожидая своей участи. Комендант был невыразимо польщен и взволнован: так, значит, в Риме говорят, что он - сила, что даже папа его слушает. Конечно, это правда, раз эта красавица у его ног, целует ему руку...
Он напустил на себя самый суровый вид.
– Ну хорошо, в виде особого исключения я допущу это свидание. Но ни в коем случае не дольше пяти минут.
Радостный вскрик. Красавица обнимает костлявые колени.
– Благодарю вас! Тысячу раз благодарю вас, синьор команданте, вы навеки мой благодетель!
Она бросает быстрый, торжествующий взгляд Александру. Однако тот еще крепче сжимает в кармане сюртука рукоятку пистолета: кто знает, как все обернется, ведь самое трудное еще впереди!..
Их вводят в темное сводчатое помещение: точь-в-точь средневековая комната пыток. Да, верно, и в самом деле в средние века здесь пытали заключенных. Александра Николаевна испуганно косится на подозрительные пятна по стенам, - может быть, кровь?
– А что, если он слишком удивится и отступится?
– шепчет она Александру.