Заколдованный круг
Шрифт:
— Ну, что значит быстро. Вот я так уже скоро год как поняла, что свадьбой кончится. Как только увидела его в первый раз, если хочешь знать.
— А его слово тут ничего не значило?
На его губах играла едва заметная усмешка Голубые глаза спокойно смотрели на нее.
Рённев не улыбнулась. Она смотрела на него сузившимися глазами.
— Ну почему же. Его слово первое — и когда дело о женщинах идет, да и вообще. Вот увидишь его и поймешь, что он не из тех, кого любой согнуть может.
— Да и ты, Рённев, тоже.
Казалось,
Она молчала, по-видимому решая, сказать ли еще что-нибудь. Не сводила с заводчика сузившихся глаз.
Немного погодя она сказала:
— Он приехал сюда к нам на север осенью, чтобы поучить меня, как надо по-новому землю обрабатывать. Я с ним встречалась до этого и сама пригласила его.
— А потом?
— Потом мы решили пожениться. Тут кое-что случилось, это и решило дело, во всяком случае, для меня. Да и для него, я думаю, тоже.
Глаза ее сверкнули.
Она хочет увидеть, может ли сделать ему больно?
Молчание. Он не сводил с нее спокойных глаз.
— Значит, правильно ты выбрала, — сказал он. — Ты, Рённев, всегда знала, что делаешь.
Она чувствовала, что сказала лишнее, совсем лишнее. Это все его нестерпимо спокойные глаза. Они и камень бесчувственный выведут из себя.
— Вовсе нет, — ответила она. — Я вот не знала, что делаю, когда к тебе нанималась. Но невредно будет тебе узнать; не ты один можешь переспать с девкой и с ума ее свести, так что она только об одном этом и будет думать. Ховард тебя не слабее.
Заводчик сидел не двигаясь и не сводил с нее спокойного взгляда.
— Тогда-то все и решилось, — сказал он.
— С одной стороны, да. С другой — нет.
Рённев уже взяла себя в руки и следила за своими словами.
Она помолчала.
— У Ховарда мужской силы больше, чем у тебя. Но кое в чем… Ну, ты с ним скоро встретишься, так что лучше уж мне сказать это. Ты ведь все равно заметишь.
Он силен, но он и слаб. Есть у него один недостаток, что ли, не знаю, как это и назвать, — мечтает он много, задумывает. А это, видишь ли, чаще всего у слабых людей бывает. Или у совсем еще молодых.
— Я таким тоже когда-то был, — сказал заводчик.
— Да. Но с годами это у тебя прошло. Поэтому ты и замечаешь такое у других людей, и они тебе не нравятся. У них есть то, что ты потерял.
— Сколько лет Ховарду? — спросил заводчик.
— Двадцать восемь.
Он подумал: Рённев тридцать четыре… Но это неважно. И еще много лет будет неважно.
Она, видимо, отгадала его мысли и сказала резко:
— Это уж моя забота!
Опять он устремил на нее свой спокойный взгляд, но теперь это не подействовало: она была погружена в свои мысли.
— Он мечтает большие дела совершить у нас в селении. В нашем-то селении! Есть над чем призадуматься!
Рённев больше не щурила глаза. Она словно просила совета.
Но он ничего не ответил.
— Тут еще одно, — сказала она. — У него в Телемарке девушка была.
— Он сам тебе об этом рассказал?
— Нет. Я почти ничего не знала, пока нынешней весной на свадьбе не поговорила с его братом. Когда эта девушка услыхала, что мы с Ховардом собираемся пожениться, она бросилась в водопад.
Рённев улыбнулась.
Он посмотрел на нее:
— Жестокая ты женщина, Рённев.
Она вскинулась:
— Конечно! Поживи с таким, как ты, станешь жестокой.
Опять воцарилось молчание, и на этот раз долгое.
Теперь первой заговорила Рённев.
— Ховард очень дорожит своей честью — куда тебе до него. И вот он считает, что опозорен в своем родном селении.
— Он говорил с тобой об этом?
— Нет. Кое-что мне рассказал его брат, кое-что я и сама поняла: одно заметила, другое…
Молчание.
— Так что радуйся: и в Ульстаде не все гладко! — сказала Рённев.
Заводчик промолчал. Он больше не смотрел на Рённев.
— Но если он так честью своей дорожит, как ты говоришь, — сказал он, — и если он дал ей слово, а для мужчины слово порою больше жизни значит…
Рённев не ответила.
Он впился в нее глазами.
— Ты сказала ему, что у тебя будет ребенок?
Она не ответила, и он понял, что угадал.
Если Рённев задалась целью во что бы то ни стало вывести этого спокойного человека из равновесия, то сейчас ей это удалось. Он встал и несколько раз прошелся по комнате, глубоко переводя дыхание. Лицо его уже не было спокойным.
— Все повторяется! — сказал он наконец.
Она вскочила.
— Нет! Вовсе нет!
Она засмеялась.
— А что, если у Ховарда вышло то, что у тебя не вышло?
— Что ни у меня, ни у Улы Ульстада не вышло? — сказал он.
— А хоть бы и так!
Он опять успокоился. В голосе ее слышалось — или ему это только показалось? — лишь желание уязвить его.
Он подошел к столу и сел.
— Рённев, — начал он. — Мы оба знаем, что ты за человек. Если ты очень хочешь чего-нибудь, то тебе кажется, что желание твое сбывается. Но жизнь-то не всегда бывает так… услужлива.
— Жизнь бывает порой и хороша! — сказала она.
— Если Ховард такой, как ты говоришь, — продолжал он, — то обманывать его опасно. Я не хочу сказать, что он может убить тебя; но ты — ты можешь что-то убить в нем.
Глаза у нее опять сузились, в них заплясали злые искры.
— Я не обманывала его! И не обманываю!
Он молчал, и она постепенно успокоилась. Но глаза по-прежнему зло щурились.
— Я сказала тебе, что Ховард не слабее тебя! — продолжала она. — Но он доверчивее. Посмотри только ему в глаза и убедишься. И меня это трогает. Нет, его я не обманываю! И если он, по твоим понятиям, слаб, то у меня силы на двоих достанет.