Закон «Бритвы»
Шрифт:
И надавил сильнее – в другую сторону. Жесть, конечно, но видит Зона – бармен заслужил. Слыхал я про уродов, которые своих же клиентов мочат ради хабара либо глушат и пытают насчет схронов, однако вживую такого фрукта видел впервые.
Когда в брюхе клинком ворочают туда-сюда, это располагает говорить правду. Буквально через пару минут Меченый кивнул мне, не отпуская рукоять, я подошел к стойке бара и набрал несложную комбинацию – год Чернобыльской аварии, только цифры наоборот.
И правда, под полом что-то щелкнуло – видимо, замок разблокировался, и старая ковровая дорожка, лежавшая
– Мы счастливы? – поинтересовался я, продемонстрировав Меченому содержимое чемодана.
– Ага, – согласился тот, после чего выдернул нож из живота бармена и воткнул его толстяку в сердце. Всегда удивляло, как он равнодушно людей множит на ноль: таракана тряпкой – и то более эмоционально убиваешь. Я вот, например, когда кого-то мочить приходится, переживаю. Не сказать чтоб сильно, но мысли всякие в голове крутятся на тему, мол, имею ли я право валить живое разумное существо… Не всегда, конечно, такое бывает. Иногда. В зависимости от обстоятельств…
– По твоему портрету этого не скажешь, – заметил стоящий рядом Японец. – Такой же покерфейс, как и у Меченого. Почти всегда. Что тушенку наворачиваешь, что горло кому перерезаешь – выражение лица одинаковое.
– Мысли, что ли, читаешь? – удивился я.
– У тебя на роже все написано, – усмехнулся Виктор. – Когда пожрать или грохнуть кого – она каменная, а вот когда думать начинаешь, тогда да, эмоции появляются. Не всегда, конечно, такое бывает. Иногда. В зависимости от обстоятельств.
Я подозрительно посмотрел на Японца. Брешет ведь, сто процентов. Небось умеет ковыряться в головах не хуже Фыфа, только делает вид, будто такой же, как все.
Подошел Меченый, вскрыл контейнеры с артами – недешевыми, но и не униками, которые стоят баснословных денег. Нашел один, который нормальные люди на себе носят для придания сил и восстановления, – и сожрал его. Реально. Закинул в пасть и запил чем-то импортным из красивой бутылки, что на полке бара стояла.
– Алкоголь вреден, – заметил Виктор. – Тем более в сочетании с радиоактивным артефактом внутри твоей требухи.
– Плевать, – отмахнулся сталкер, вытирая губы рукавом камуфлы. – Пройдет по кишкам и выйдет естественным путем. Пока он внутри, работает раз в двадцать лучше, чем если его на себе таскать. Проверено.
– Страшные вы люди, сталкеры, – вздохнул Савельев.
– Ага, это про нас, – согласился Меченый. – Я по утрам как в зеркало посмотрю – прям сам себя боюсь.
– Да, рожа у тебя – только мальцов пугать, – подтвердил я. И, упреждая его ответ, добавил: – На свою посмотрю непременно, но попозже. Ты лучше скажи, как про код «четыре двойки» угадал?
– Я и не угадывал, – пожал плечами сталкер. – Я его на понт взял. Кто ж в своем уме схрон так запросто выдаст? А такие, как этот бармен, лучше сдохнут, чем дадут кому-то своим добром попользоваться. Потому-то и приходится применять подобные экспресс-методы.
И допил бутылку.
Я ничего не ответил. Увы, Меченый прав. В мирное время его методы выглядят дико и запредельно жестоко. Но во время войны это норма, без которой не выжить. Зона же и есть вечная война с мутантами, группировками – и самим собой. Изначально, с заводскими настройками, все мы добрые, милые детки, которых жизнь постоянно долбит по макушке, словно злой учитель, искренне желающий тебе добра, – и оттого настройки постепенно меняются на прямо противоположные. С которыми и выживать легче, и вообще существовать намного проще.
– Слушайте, а чего вы сюда, собственно, приперлись? – поинтересовался Меченый. – Сомневаюсь, что встречу отметить: пойло тут отвратное. Да и сервис, кстати, тоже.
Пришлось мне повторить свою историю. К которой Виктор добавил, кивнув на меня:
– А я пришел за ним.
– В смысле? – поднял брови Меченый.
И Виктор рассказал. На этот раз с подробностями.
– Ишь ты, – качнул головой сталкер. – Значит, ты пришел за, можно сказать, другом, чтоб его отвезти в Японию, где на нем какие-то уроды будут опыты ставить. Так?
Савельев хотел что-то сказать, но я опередил, постучав пальцем по наручным часам:
– Мне ногами ходить осталось восемнадцать часов с копейками. И за это время я должен найти минимум четыре арта, один из которых ты продал Институту, и вернуться обратно через Кордон. Так что Япония – это дело пятидесятое, с ней бы я уж как-нибудь разобрался.
Меченый почесал в затылке.
– Да я их одиннадцать штук нес, пока в этот гребаный бар не зашел. Правда, пока висел, слышал, что они терли. Один продали кому-то за нехилые деньги, а потом им предложили намного больше. Вот они, сокрушаясь, что продешевили с одним артом, курьера ждали от какого-то Крезара, который купил всю партию. И дождались. Буквально перед вашим приходом тот заявился. Думаю, эти пачки бабла у бармена в тайнике и есть деньги за те арты.
– Копейки, – хмыкнул Савельев. – В Японии более-менее ценные артефакты из Зон отчуждения стоят в десятки раз дороже.
– А то мы не знаем, – пожал я плечами. – Они за Кордоном сразу в цене подскакивают раз в пять. И ценник их многократно растет по мере удаления от Зоны.
– Про Крезара я слышал, – продолжил Меченый. – Это какой-то хрен с горы, которого, типа, никто никогда не видел. Денег у него – как у дурака фантиков, и, по слухам, он вроде бы обосновался где-то между Чистогаловкой и Корогодом. Про его бабло много кто знает, некоторые ходили в те места «раскулачить на хабар богатого куркуля». Тех некоторых больше никто не видел.
– Занятно, – сказал я. – Пожалуй, схожу-ка туда и я. Не ближний свет, зато места знакомые.
– Я с тобой, – сказал Японец. – Если обещаешь, что, как найдем те арты и тебя в Институте починят, ты поедешь со мной в Токио.
Я пожал плечами. В моей ситуации человек, который в тебе заинтересован, не помешает. Хоть голову мечом отрубит, если у меня тело откажет.
– По ходу, и мне с вами по пути, – сказал Меченый. – Как ни крути, а жизнь я вам задолжал. И чем быстрее рассчитаюсь, тем лучше.