Закон есть закон (сборник)
Шрифт:
Он открыл дверь и опешил.
Тот, кому Он прострелил ноги, двигался навстречу – на коленях, но с голенями, вывернутыми от колен вперед.
Он толкал эти беспомощные култышки и двигался за ними к двери, то и дело заваливаясь набок.
За ним тянулись две темные кровавые полосы.
Он не стал терять на него время: проходя мимо, приставил автомат к его голове.
Тот, очевидно, сразу все понял и горько заплакал, закрыв лицо руками.
Он же спокойно выстрелил ему в голову, и когда тот, откинувшись назад, упал, перешагнул через него и прошел в комнату начальника караула.
Там уже надсаживался телефон.
Он разбил его прикладом.
Потом вскрыл неприкосновенный боевой запас.
Сменил магазины на полнорожковые, распихал по карманам «лимонки» и, присев на минутку на стул, обозначил для себя, что надо сделать.
Злобы на людей и окружающий мир нисколько не убавилось. Наоборот: от крови Он только сильнее распалился.
«Значит, так… – решил Он. – Сперва – в основной корпус, на свой курс. Закидаю их, сонных, гранатами,
Тут Его мысли прервал какой-то шорох за дверью.
Он встал, удивленный.
«Неужели из мертвецов кто воскрес?»
И Он смело, даже не думая ни о какой опасности, вышел из комнаты начальника караула. И тут же сверху, из комнаты бодрствования, где Он оставил своего первого напарника по караулу мертвым, как Ему казалось, ударила очередь.
Он не успел ничего сообразить, как одна пуля перебила Ему локоть правой руки, вторая ударила в легкое чуть пониже ключицы, а третья врезалась в магазин автомата.Он опрометью бросился из караулки.
Выскочил, сделал несколько шагов и упал в траву.
Сознания Он не терял.
В открытую дверь Ему было видно, как сверху спустился напарник и застыл, глядя на эту бойню.
Но как только шатающаяся фигура с окровавленной головой показалась в дверях, проклиная убийцу во всех его родовых коленах, Он сделав неимоверное усилие, переложил автомат в левую руку, повернулся и попытался прицелиться в ожившего покойника.
Наконец поймал-таки его на мушку и надавил спуск.
Выстрела не было.
Он нажал еще раз.
Ничего.
Он посмотрел, в чем дело.
Рожок перебит пулей. Надо заменить…
Он начал шарить левой рукой в подсумке, и в этот момент бывший напарник, разглядев Его в траве, выхватил штык-нож и бросился к Нему.
А Он уже почти достал новый, полный магазин, но вставить так и не успел – Ему в шею воткнули нож.
Он дернул головой, выронил автомат и потерял сознание.
А парень, воткнувший нож Ему в шею, выхватил у Него автомат и кубарем откатился в сторону.
Вскочил.
Прицелился…
Но увидев, что Он больше не шевелится, бросил автомат, сел прямо на землю, обнял свои колени руками и завыл волком, раскачиваясь из стороны в сторону.
Потом кто-то окликнул этого парня, страхуясь подойти ближе.
Потом и Он очнулся, с ножом в шее, пришел в сознание.
Понял, что уже не успеет сделать все, что хотел.
В душе не было ни страха, ни раскаяния.
Было только одно…
Желание.
Желание… убить кого-то еще!
Убить что-то живое!
Убить за то, что сам Он уже умер.И настанет утро, и придет покой
Давно уже по утрам Николаю Палычу думалось, что вот это утро – последнее в его жизни.
Так уж сложилась жизнь.
Год назад похоронил он жену, с которой прожил почти пятьдесят лет. Сын, молодой, высокий, красивый, служил в Афганистане, да там и погиб, а дочь вдруг заболела, не успев ни родить, ни замуж выйти. Умерла. Рак – болезнь страшная и всегда неожиданная. Только лечили ее почему-то от чего-то другого.
Вот он и остался совсем один.
Впрочем, нет: жили с ним собака, канарейка да котенок. И еще книги, рукописи. Были и уникальные. Например: переписка Чайковского с одним молодым человеком. Написанные листы его собственной рукой.
Один раз пытались выкрасть эти письма.
Тогда он написал письмо одному большому начальнику, и ему поставили кнопку для срочного вызова милиции. На всякий случай.
Так он и жил, с книгами, рукописями и кнопкой.
Три дня назад ему исполнилось семьдесят восемь.
А вчера утром в дверь позвонила какая-то девушка – молодая, симпатичная, не усталая, улыбчивая – и сказала, что принесла пенсию.
Он не открыл: пенсию он давно уже получал в консерватории, где вел класс по теории музыки.
Он попросил подождать и по телефону позвонил на третий этаж соседке. Та сказала, что ей никакой пенсии сегодня не приносили.
Девушка постояла-постояла у дверей и ушла.
Странный был визит.
После него целый день, до вечера просидел он дома. Хоть и собака старая вся изскулилась, и только под вечер решил выгулять живую душу.
Едва открыл дверь, как его чем-то ударили в рот и вбили назад, в квартиру. Он упал.
Собаку пинками загнали на лоджию и там заперли. Их было трое: та самая девушка, которая звонила утром, и еще два парня.
Один был худой и длинный. Злой и нервный.
Это он первым ударом выбил Николаю Палычу вставные зубы и изуродовал лицо, а в прихожей еще долго топтал, даже пританцовывал на старом его теле.
Принялись что-то искать. А у него – одни книги, даже водки нет.
Правда, были еще лекарства; он давно уже тяжело засыпал и с трудом просыпался.
Этот худой и высокий нарвал из упаковок таблеток и все их разом заглотил.
А заглотив, совсем обезумел.
Другие все шарили по шкафам и комодам, а этот все подходил к Николаю Палычу и со сладостью прыгал на нем.
– Профессор, сука! Нотки пишешь… старая падаль!
Он подпрыгивал и с хеканьем обрушивался на распластанное тело тощим задом. Куда придется, на живот или на голову.
Собака на лоджии уже охрипла от лая.
Наконец, уже заполночь, они обшарили всю квартиру.
Кажется, они искали что-то ценное.
Рылись, рылись и рылись. Разве что паркет не вскрывали.
И никак не могли понять, почему в этой квартире нет ничего дорогого. Обшарили его карманы. А там всего-навсего
Но здесь и сейчас они были хозяевами и поэтому гуляли по квартире, как по парку.
Все было разворочено, пол завален бумагами.
Нашли-таки сейф.
Худой и длинный подошел, поставил башмак на горло и спросил, где ключи. И давил сильнее и сильнее.
Николай Палыч заметался. Стал тыкать рукой в тумбочку.
А тот все давил.
И когда уже казалось, что все, конец, снял ногу.
Но тут же со всего размаху двинул ботинком в подбородок. Кажется, что пора бы уже и умереть, но старик не умер. Там, за холодильником, у него была кнопка, которую непременно надо было нажать. И не потому, что еще хотелось жить, а потому, что все это так плохо и неправильно. Начало светать.
Николая Палыча никогда и никто не бил.
А этот юноша, по сути дела ребенок, изуродовал его.
Николай Палыч искал спасения. Хотя боли уже не понимал. Просто было как-то нехорошо. Этот длинный и худой по возрасту мог вполне быть его внуком. Приходить к нему вечерами и слушать то, что он накопил в своем разуме за эти годы. Он бы научил его любить музыку…
И тут его схватили за жидкие седые волосы и с громким матом поволокли из прихожей в зал.
В зале стояло пианино – его гордость.
С удивительным звуком. И не просто пианино, а инкрустированное, некогда принадлежавшее генералу Краснову. За все время его настраивали всего два раза.
– Ну что, дядя? В сейфе пусто, одни бумажки. Денег у тебя нет, так хоть сыграй нам.
Потыкав старика носом в клавиши, длинный вдруг упал. Заколотился, задергался. Стало его скручивать. Изо рта пошла пена.
Парень и девушка посмотрели на это нее, забрали кой-какие книги и еще что-то блестящее, позолоченное, и ушли.
Они остались вдвоем.
Снова пришло утро.
Парень лежал не то живой, не то мертвый. И дед, весь разбитый – полуживой.
Тихо-тихо Николай Палыч дополз до кнопки. Дополз и надавил.
Все…
Даже сам не понял, зачем надавил. Собаку стало жалко, что ли?..Массажист
Как он ненавидел этого человека!
Эту жирную, похотливую, вонючую свинью.
Этот вечно мокрый, слюнявый рот с отвисшей губой. Эти наглые на выкате глаза. Волосатую спину, кривые ноги и маленькие короткие руки с грязью под ногтями.
Но все это принадлежало мужу хозяйки массажного комплекса в Центре валеологии. И поэтому такой многопудовый набор человеческих мерзостей терпели. Терпели все: менеджеры, врачи, охранники, медицинские сестры, сантехники, водители. Терпел его и он. Массажист со стажем. Самый опытный, самый уважаемый, самый молчаливый.
Муж хозяйки приходил каждое утро. Громко смеялся, щипал работниц. С персоналом не здоровался. Не мылся, не чистил зубы, а грузно, как мешок, ложился на массажный стол и под собственное ржание выпускал газы из своего необъятного зада, а после первых же пассов массажиста засыпал с храпом. Но спал чутко и всегда чувствовал, когда массажист халтурит. Поэтому за многие годы все массажисты поняли: лучше честно отработать этот час, чем потом получать пинки или, еще того хуже, бегунок на увольнение.
А платили здесь хорошо, поэтому за места держались.
Вначале его просили принимать душ, но он только рычал:
– Не нравится, не нюхай! А нюхаешь, плати… ха, ха…
Особое зловоние источали его ноги. От такого зловония даже мухи на лету дохли.
А он требовал, чтобы ему массировали каждый пальчик!
Массажист скрепя сердце заливал его ноги благовонным маслом и только после этого приступал к массажу. И было загадкой, как он мог всего за день «истоптать» ароматное, душистое масло и вновь прийти утром с грязными, вонючими ногами.
Видимо, он получал удовольствие от своего запаха. Раздеваясь и укладываясь на стол, он раздувал ноздри, втягивая «аромат», который приносил с собой. Может быть, ему действительно нравился свой запах, но не другим.
Некоторые пытались выйти из положения, одевая марлевые повязки. Но это мало помогало.
Многие не выдерживали и увольнялись. А когда ушел напарник, массажист решил поговорить с хозяйкой.
Все знали, что вместе они не живут, что у нее – любовник, что брак их держится только на финансовых отношениях, и массажист, уважаемый всеми профессионал, надеялся на ее понимание.
Хозяйка выслушала, посмотрела с сожалением на него и… – уволила.
Месяца три массажист перебивался случайными заработками. Но денег было мало, хлопот – много, семья едва сводила концы с концами. И массажист, помыкавшись, вернулся не свое прежнее место работы. Его взяли.
Теперь-то муж хозяйки стал ходить только к нему. Издевался над ним, как над рабом.
Однажды массажист заболел. У него поднялась температура, он ослабел и не вышел на работу.
Но за ним приехали.
И он послушно поехал делать массаж: мять атрофированные мышцы, слушать пошлые остроты, общаться с тем, кого ненавидел больше всех на свете.
Постепенно в его голове родилась страшная мысль…
Он стал плохо спать – все вынашивал свою идею. И после очередного унижения – решился.
Решился раз, а уж дальше все пошло своим чередом.
При каждом сеансе массажист очень осторожно работал со спинными позвонками.
Через месяц клиент стал жаловаться, что у него слабеют ноги. Еще через месяц – стал приходить с палочкой. Потом появились костыли. И однажды утром, когда массажист готовился к очередному сеансу, ему позвонили и сказали, что он – муж хозяйки – приехать на массаж не может: у него отнялись ноги. Впервые за много лет он не пришел на сеанс.