Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Стовер Мэтью Вудринг

Ага, да ладно.

Делианн как-то спросил: хоть одно мое дело окончилось без кровавого насилия? Может, в следующий раз смогу ответить.

Полная ночь. Луна гладит вершины гор серебряной кистью. Мерин даже не поднимает головы, пока я снимаю удила и ремни. Режу подпругу, позволяя седлу свалиться в грязь.

Ангвасса выходит из двери.
– Любовь Хрила восстановила ему руку, как и ожоги другого человека.

– Ага, спасибо.
– Я бросаю быстрый взгляд. Она взяла одну из бочек с элем, обвязав

веревкой и подвесив на плечо.
– Вижу, Любовь Хрила также восстановила запас пойла.

Она ставит бочку в грязь.
– Еще не оценила качество. К лучшему. Алкоголь мешает мне видеть несовершенства окружающих.

– Что это, оскорбление? В следующий раз получится лучше.

– Ты провоцировал, - говорит она. Мягко. Без обвинительной гримасы.
– Не появись я, он был бы мертв. Возможно, ты тоже.

– Если бы не было тебя, я подкрался бы незаметно.

– Ты решил его убить прежде, чем вошел внутрь. И атаковал, когда мог бы ретироваться.

– Его никто не заставлял вытаскивать нож.

– Больше никаких отрицаний?

– Нечего отрицать. Он жив. И временно здоров. Кому какое дело, кто первый начал?

Отрезаю переметную суму и вытряхиваю ее. Набор инструментов и пакет сушеного мяса валятся наземь рядом с седлом.
– Если не против, проверь другие, ищи зерно или сухофрукты. Думаю, мой коник голоден.

Пока она ищет, я набираю воды из ближайшей поилки в суму. Треть успевает вытечь через швы, пока я несу ее мерину, но это неплохо. С водой нужно быть осторожным, я не знаток и не понимаю, насколько он обезвожен, но нельзя давать слишком много.

– И что это за лошадь, если ты готов за нее убить?

– За него.
– Я несу еще воды.
– Не в нем дело. В той, что поступает с лошадьми вот так. С любыми.

– Не похоже, что он страдает.

Я держу суму, конь снова пьет.
– Ты не знаешь, как смотреть.

– Простишь, надеюсь, мои слова? Лошади, в конце концов, всего лишь живность. Скот.

– Так их видим мы. Но они не такие.
– Я пожимаю плечами.
– Если я сочту тебя двухгрошовой шлюхой, сосущей прямо за стойкой бара - чем это делает тебя?

Лампа дает мало света, но я вижу сведенные брови.

– Это делает тебя, - говорю я серьезно, чтобы не приходилось гадать, - Легендарной Леди Ордена Хрила.

– Да, - отвечает она легко.
– Понимаю. Я та, кто я.

– Верно. А что будет со мной за подобные оценки?

След улыбки.
– Потеря сознания. Или смерть.

– Вот почему так удачно, что большинство лошадей добрее тебя.
– Я смотрю искоса.
– Почему-то вспомнилось, как хриллианцы относятся к огриллонам.

Она каменеет.
– Огриллоны не милашки.

– Зависит от смысла этого слова.

– И их вовсе не угнетают на Бранном Поле.

– Нет? Останови одного из ваших драных

рикш посреди ночи, потом приходи и расскажешь.

– Если огриллоны правили там, где ныне правит Хрил...

– Рабовладение портит обе стороны. Ты видишь так, они - совсем иначе. Не знаю, ранит ли тебя это или ты лишь прикрываешь дерьмо, да и плевать мне. Так и так, это уродливо.

– Если тебе все равно, зачем говоришь?

– Потому что тебе не все равно.
– Бросаю пустую суму.
– Тут ты не вольна. Такая, какая есть.

– Урок твоей лошадиной ведьмы?

– Она не моя. Скорее я - ее. Ну, не совсем. Обычно она всего лишь не убегает.

– Должно быть, необычайно терпелива.

– Ты не поймешь, что такое терпение, пока не встретишь ее.
– Я снимаю поводок с одного из крюков и завязываю у мерина на шее.
– Пойдем.

– И куда нам идти?

– Вверх по реке. Недалеко.
– Кладу на плечо свой мешок.
– Нужно отойти от города.

– А его снаряжение?

– Оставим. Бери свой тюк. И бочку.

– Что будешь делать без седла и удил? Отпустишь коня?

Я улыбаюсь.
– Увидишь.

Мерин бредет впереди; похоже, он движется слишком медленно и осторожно потому, что ожидает кнута вне зависимости от избранного поведения. Слишком пугливый, чтобы дать мне приласкать себя, он даже не смотрит в глаза, и всё, что могу - тихонько гудеть: - Хорошо, большой парень. Идем. Еще немного. Иди. Всё хорошо.

Я бурчу почти неразборчиво, ведь слова не важны, важен звук голоса, спокойного человеческого голоса, без гнева и угроз. Голоса, который не похож на крик того мерзавца, у которого я его забрал.

Нам не приходится уходить далеко. В сотне ярдов от последних домов натыкаемся на широкий пустырь, сорняки и кусты вдоль ручья, что вьется к реке. Я снимаю веревку и отступаю, и бедная затраханная скотинка даже не опускает голову к траве. Следит за мной белым краем левого глаза, соображая, как именно я ему сделаю больно.

Я обхожу его, почти на расстоянии руки, и подмигиваю, продолжая говорить.
– Не бойся. Не обещаю, что тебе не будет больно, лишь что я никогда тебя не ударю. А если смогу облегчить боль, сделаю что нужно. Я не привык быть таким, но всё меняется. Не бойся.

– Говоришь с ним, как с личностью, - тихо произносит Ангвасса.
– Как будто он поймет.

– Он понимает. Не так как ты, осознавая смысл слов. Ну, я так не думаю. Хотя кто знает? Лошади глубоки.

– Но откуда ты знаешь, что он вообще понимает?

Пожимаю плечами: - Я видел. Когда говоришь им правду, они понимают.

– Так чего он сейчас боится?

– Возможно, что я передумаю.

Медленно и осторожно Ангвасса садится на землю.
– Начинаю понимать, почему ты хотел убить того человека.