Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Стовер Мэтью Вудринг

– Возможно, я смогу тебе помочь. Но не сегодня. Ты не готова.

– Я благодарю за заботу, - отвечает она.
– Я Ангвасса, леди Хлейлок из ...

Голос затихает, потому что лошадиная ведьма уже отошла.
– Ты, - произносит она.
– Знаю тебя.

– Узнаешь. Мы встретимся через пятьдесят лет.

– Знаю тебя, - повторяет она.
– Ты ходячий нож. Эхо оборотня. Тень, отброшенная тьмой и шрамами.

Я кручу слова в голове, несколько секунд, и понимаю, что это лишь звуки.
– Я привык.

– Сейчас. Но так будет не всегда.

– Ага, ну, от этого

ты меня и спасешь.

– Рада узнать. А от чего ты спасешь меня?

Я ухитряюсь проглотить, не подавившись. Едва-едва.

Она посылает эту улыбку, только-между-нами. – Должно быть, я уже намекала, что мы можем спасти друг друга.

– Как-то мелькнуло в светской беседе.

– Итак, хорошо и еще лучше. Зачем ты здесь?

– Судьба всего мира лежит на нас, и мы...
– начинает Ангвасса.

– Да, разумеется, - отвечает ведьма вежливо.
– Вот только "судьба" значит не то, что ты думаешь. Прошу не обижаться, но я спросила его.

Я глубоко вздыхаю.
– Прошу об одолжении.

– Да?

– Нужно, чтобы ты кое за чем проследила.

Вчера для Завтра 3:

Проблемы отца

"... и человека... человека можно простить... за то, что он смеет гордиться своим единственным сыном".

Дункан Майклсон "Герои умирают"

Чистая вода искрится, выбегая из трещины в скале и заполняя широкую гранитную чашу, прежде чем обрушиться вниз на пятнадцать футов. Луг зарос высокой травой. Дыхание становится паром в утренней прохладе. Лошадиная ведьма касается моей руки.
– Как прекрасно.

Я выкашливаю мокроту.
– Ага.

– Прекрасно каждый раз, когда ты меня приводишь.

В ее прошлое. Или - в одно из ее прошлых. В одно из моих будущих. Потенциально. В расколотом временном потоке наших отношений полезнее всего держаться за настоящее время.

– Когда я здесь без тебя, тут не прекрасно. Совсем.

Когда одержимый демоном труп Берна сбросит меня в этот поток, вода будет отравлена машинным маслом и человеческим дерьмом и хрен знает какими токсичными отходами из шахт. Вереск пропадет, как и дикие цветы, и большая осиновая роща внизу станет черными пеньками, оставленным за собой лесорубами "Палатин Камп".

Но нет смысла рассказывать ей. К тому же уверен, что не смогу выговорить эти слова. И она, возможно, сама знает.

– Я грущу из-за тебя.

Снимаю ее руку с плеча и сплетаюсь с ней пальцами.
– Я в порядке.

– Знаю. Но это место всегда наводит на тебя грусть. Знаю, ты сильно ее любишь.

– Любил.

Она прижимается ко мне, кладет мои руки себе на плечи.
– Не притворяйся.

Волосы пахнут вереском и соснами.
– Это... это было и будет... плохо. Для меня. Для Веры - еще хуже.

– Твоей дочери.

– Ты встретишь ее спустя пятьдесят лет. В тебе и в ней... много общего. Она обожает тебя.

– Рада слышать, - отвечает она.
– Мы идем к воде?

Я качаю головой.
– Просто хотел взглянуть. На... не знаю, на что. Ради иного воспоминания

о месте.

Она закатывает голубиный глаз и окатывает меня улыбкой, будто летним дождем.
– Со мной.

Мне становится плохо.
– Похоже, не надо было.

Она вздыхает на плече.
– Мне жаль, что не была там.

– Ты не можешь ее спасти.

– А тебя и спасать не нужно. И всё же жаль.

– И мне.

Миг спустя она оживляется, ускользая из объятий. Кивает вверх, в сторону тенистых гор, где терпеливая Ангвасса ждет над с лошадьми, под перевалом Хрилова Седла.
– Долгий путь...

– ... не станет короче, пока не сделаешь шаг. Да уж.

Медленно едем вниз, к Терновому Ущелью. Солнце движется навстречу, уходит назад, тени Седла густеют, окутывая нас влажным полумраком задолго до заката. Ангвасса огибает город вместе с лошадиной ведьмой и крошечным табуном, а я захожу в город, проверяя, не найдется ли след.

Терновое Ущелье похоже на городок, который я узнаю позже; еще меньше, улицы уже и кривее, пахнет мусором и конским навозом вместо дыма и смазки привычной мне эпохи. Нет и газовых фонарей, тени улиц разбавлены лишь слабым светом луны.

Я читал неопубликованные дневники, основу "Сказаний Первого Народа", и помню, что примерно в это время он будет нанимать проводников для экспедиции. Трачу пару часов, покупая пиво и бренди в череде пабов, теряя шкурку терпения. Плохие новости. Прерываю вечерний отдых ради полутора часов монашьего шага по восточной дороге, пока лошадь не зовет меня из черного мрака среди осин. Я останавливаюсь, тяжело дыша, потная рубаха холодеет на спине. Машу рукой, указываю на лес.
– Мы пропустили их. Они на полдня впереди, и у них проблемы.

– Проблемы?
– Ангвасса выходит в лунный свет, позади нее лошадиная ведьма на толстой кобыле. Остальные лошади нервно выбегают на открытое место.
– Уверен?

– Суть в том, что они лишь академики с ружьями. Разворошили все бары, ища проводников к Алмазному Колодцу. Провели ночь и утро, разбрасывая слишком много серебра, и к ним пристала пара тертых ребят, заявив, будто знают короткие пути к Мерцающей Пропасти.

Лошадиная ведьма мрачно кивает, взор становится далеким - догадываюсь, что наши тертые ребята плохо заботятся о своих лошадях. Ангвасса недоумевает.
– Большая ли это проблема?

– Здесь нет коротких путей, - бормочет ведьма.
– Резкий грохот и красные молнии и кровь и человеческое дерьмо...

Кулаки Ангвассы сжимаются.
– Бандиты.

Лошадиная ведьма кивает в сторону северо-восточного плеча Резной Горы: рваные ущелья, идущие вниз и вдаль. Далеко внизу к луне тянется призрачная полоска дыма.
– Они недалеко. Жгут сырые сучья, не таятся. Два часа верхом.

Она смотрит ведовским глазом.
– Ногами еще короче.

Стоянка расположилась в уютном местечке у вершины холма. Он сидит спиной к стволу невысокого горного дуба. Чертовски трудно заметить, а ему хорошо видна дорога к лагерю приятелей, стоит облакам уйти с лика луны. Будь он получше обучен или имей природную склонность сидеть неподвижно, мог бы выжить.