Закон Кремля
Шрифт:
Вожак меж тем нагнулся, дернул нити сети и буквально выковырнул из мелких ячеек мой «Вал»; сопротивляться я даже и не подумал. Толку-то?
Позади вожака раздался скулеж. Громадный нео обернулся.
За ним со скорбной мордой стоял его соплеменник – похоже, тот, кого я подстрелил. В лапе он держал, как мне показалось, кусок окровавленной шерсти величиной с раскрытую ладонь.
– Что? – рявкнул вожак.
– Великий Дрог, – проныл соплеменник. – Этот проклятый хомо, да поразят его небо и облака, да провалится он под землю…
– Короче! –
– Этот ничтожный кожаный червяк оторвал мне хвост из своей огненной трубы!
Морда вожака из яростной мгновенно стала глубокомысленно-озадаченной. Видно было, что он серьезно обеспокоен проблемой подчиненного.
– Весь оторвал?
– Весь! – ретиво выкрикнул раненый, горя жаждой мщения.
– Показывай.
Нео повернулся. Ага, вот, значит, кого я подстрелил! Правда, не особо эффективно – лишь полхвоста пуля отмахнула. И кровотечение уже остановилось. Вот же регенерация у этих человекообразных, прям позавидовать можно!
– Врешь ты, Урт, – нахмурил брови вожак. – Оторвал, но не весь. Корешок остался.
Стоявшие рядом соплеменники заухмылялись. Раненый обернулся, на морде растерянность и обида.
– Вот если б задницу совсем оторвал, большой ущерб роду был бы, – продолжал рассуждать Дрог. – Или то, что ниже, тогда совсем беда. А так ты теперь просто бесхвостый обезьян, ничего страшного.
Ага. Значит, друг друга они обезьянами называют – это нормально. А если кто другой такое произнесет – смертельное оскорбление. Часто встречающаяся политика двойных стандартов, причем во многих известных мне мирах.
Соплеменников после слов Дрога согнуло. Ржали все, кроме, разумеется, предельно серьезного вожака и Урта, который чуть не плакал и при этом еще и агрессивно оскалился. Видать, совсем от боли и ненависти разум потерял, потому немедленно получил громадной начальственной лапищей по оскалу, отчего кубарем покатился по растрескавшемуся асфальту, что вызвало еще больший смех соплеменников. Гоготали они зычно, разинув громадные желтозубые пасти, в любой из которых запросто поместилась бы моя голова.
Однако Дрог быстро пресек балаган, просто громко рявкнув – как из безоткатного орудия стрельнули, аж уши заложило. Нео хором заткнулись, мне даже показалось, чуть не по стойке «смирно» вытянулись.
Вожак обвел всех суровым взглядом, прорычал:
– Взять, нести.
И пошел себе вперед, держа в лапище мой «Вал» словно игрушку, абсолютно уверенный, что никто не осмелится нарушить приказ.
Подчиненные и не осмелились, даже Урт, периодически вытирающий мохнатой лапой кровавые сопли. Взяли добычу – то есть меня, запутавшегося в сети, – и понесли куда-то вглубь нагромождения полуразрушенных зданий…
Происходящее нравилось мне все меньше. Меня тащили в какие-то развалины, причем по пути то тут, то там валялись обглоданные кости, лохмотья полуистлевшей одежды, в том числе и камуфлированной, обломки оружия, в том числе и огнестрельного. Ржавые, прогнившие насквозь, но все равно вполне можно было узнать в этих останках ствольные
Судя по всему, данное племя нео предпочитало кушать людей, причем целенаправленно их отлавливало. Один раз я заметил изуродованный страшным ударом шлем кремлевского дружинника, рядом с ним – рваная, покрытая коррозией кольчуга и фрагменты костей руки. Ясно. Убили, руку оторвали, сожрали тут же с голодухи, остальное в логово отнесли.
Кстати, вот и оно само, то логово – довольно прилично сохранившееся старинное трехэтажное здание. Вокруг ожидаемо осколки костей разбросаны, все ими усеяно – видать, очень любили обезьяны костный мозг высасывать. Если выживу, я долго еще буду вспоминать скрип этих осколков под мощными пятками нео…
Навстречу добытчикам из здания высыпал молодняк. Прямо скажем, дофигища молодняка – от пока еще неуверенно передвигавшихся детенышей размером с крупную собаку до подростков, которые еще не полноценные нео, но уже и не мелочь, которая едва ходить научилась.
Завидели добычу, то есть меня, – и давай радостно орать, аж в ушах от их ора засвербило. На писк мелких спиногрызов самки из дома повылезали, надавали орущим подзатыльников, принялись большой костер разводить. Принесли рогульки из арматуры высотой метра в полтора, воткнули в землю по бокам костра, который пока что не хотел разгораться, а лишь дымил. И вертел приволокли. Большой, черный от запекшейся крови. В землю воткнули рядом со мной, чтоб далеко не ходить.
Все это мне совершенно не нравилось. Но что тут сделаешь, если спеленат сетью, словно коконом? Даже «Бритву» не достать, правая ладонь, как назло, к ноге оказалась примотана насмерть…
Ко мне подошел довольно упитанный нео с большим поварским ножом, грубо откованным из какой-то железяки, и с грязным мешком, набитым вонючей дрянью. Ухмыльнулся, показав крупные желтые зубы.
– Будет больно, хомо, – сказал. – Но ты крепкий, выдержишь. Жарить хорошо, когда свежий, еще живой, да. Так вкуснее. Ты пасть открой, да? Надо крыш-траву тебе в пасть совать. Много, чтоб глотал. Глотать не будешь – зубы выбью. Глаза выковыряю и съем, еще больнее будет, да.
Свое «да» он говорил многозначительно, весомо. Убедительно, мать его. И что делать в такой ситуации? Траву жрать?
Между тем пузатый повар воткнул нож в землю и начал распутывать сеть, стянувшую мне лицо, – а иначе как кормить сеном потенциальное жаркое? Делал он это неуклюже, рывками – и от одного из таких рывков у меня из-за пазухи выкатился шар размером с мой кулак. Красный такой, переливающийся, прозрачный, с завихрением в центре, напоминающим маленькую галактику. Бронекостюм-то у меня удобный, с виду на обычную одежду похож, можно спереди расстегнуть вдоль нагрудных пластин, если жарко, например. Правда, имеются у него и недостатки: если тебя в сеть ловят, бывает, что фиксатор за нити цепляется, и броник сам расстегивается, отчего теряются ценные артефакты.