Закон любви
Шрифт:
Инга больше не могла сдерживаться, слезы брызнули из ее глаз. Она понимала, что, к сожалению, Алекс прав.
— Пожалуйста, не соблазняй меня таким выходом, я ведь все равно не смогу расплатиться с тобой. Я устроена не так, как мой отец, я не позволяю себе никаких поблажек.
— Это здесь знают все и уважают тебя. К тому же тебе ничего не надо будет выплачивать… если ты будешь жить под моей крышей.
До того момента, как Алекс высказал это предложение, Инга верила в чудо, которое должно разрешить все ее проблемы. Теперь она поняла, какова
— Не думаю, что я буду хороша в роли наложницы.
— Ты не нужна мне ни в роли наложницы, ни в роли любовницы, — коротко отрезал он.
— В таком случае какая же мне отводится роль? Экономки? Домашней прислуги?
— Пойми, ты столкнулась с проблемами и нуждаешься в помощи…
Инга прервала его монолог:
— Ну уж нет, я быстрее соглашусь на роль любовницы, чем стану объектом жалости. — И, не дав ему вставить слово, добавила: — Как ни странно, став банкротом, я обретаю большую степень свободы.
— Ты ошибаешься. Тебе не так-то просто будет объявить о своем банкротстве и получить свободу действий. Процедура банкротства предусматривает целый ряд жестких формальных ограничений.
— Неужели более обременительных, чем статус твоей наложницы? Мне ничего не надо, только свобода действий. А мы живем в свободной стране, и я как ее гражданка имею право на личную свободу. Во всяком случае, меня не за что упрятать за решетку.
— В этом смысле ты абсолютно права.
— Зачем же тогда ты предлагаешь мне роль наложницы?
Алекс выдержал паузу, набрал в легкие воздуха, и ей даже показалось, что он считает про себя, чтобы успокоиться.
— Я ни разу не упоминал о том, чтобы ты стала моей любовницей или тем более наложницей. Это ты зачем-то заговорила об этом. Я хочу заплатить твои долги и сделать доброе дело твоим кредиторам, а заодно и тебе. Ведь, согласись, ты до конца жизни не простила бы себя, если бы старики не дождались своих денег.
Не поднимая глаз от кур, деловито роющих землю, Инга медленно сказала:
— Да, все так. Но это не твоя забота. Мы ведь, в сущности, посторонние люди.
Поставив чашку, которую он во время разговора держал в руке, Алекс подошел к ней, пальцами приподнял ее подбородок, чтобы увидеть глаза.
Как могло произойти то, что случилось между нами прошлой ночью? — подумала она почему-то с горечью. Он ведь не сказал за все это время ни одного слова о любви. И теперь предлагает ей такой соблазнительный выход из трудного положения, объясняя свое поведение чем угодно, только не отношением к ней.
— Ты ошибаешься. Ты моя проблема. Я не могу позволить себе оставить тебя терпящей бедствие. Если ты будешь жить под моей крышей, примешь деньги, которые надлежит заплатить за твою усадьбу, ты будешь абсолютно свободна в выборе того, что тебе делать и куда идти. Ты сможешь поступить в университет или продолжить художественное образование. Ты, повторяю еще раз, возненавидела бы себя за невозможность
— Еще больше я возненавижу себя, если буду получать деньги за секс.
— Если ты все видишь только под этим углом, нам надо расстаться. — Глаза Алекса метали молнии, казалось, он с большим трудом сдерживается от того, чтобы не стукнуть Ингу. Ей даже стало тяжело дышать. Справившись с собой, он продолжил тихим голосом: — Смотри, выплатить сразу все долги твоего отца я в состоянии. А ты не можешь. Я хочу расплатиться с долгами, потому что мне важно твое душевное равновесие, ты для меня важнее всего на этом свете. Это вовсе не попытка купить тебя, как ты толкуешь мои намерения. Если бы я считал, что тебя можно купить, ты просто перестала бы существовать для меня.
Инга прикусила губу и отвела глаза в сторону. Она не знала, как реагировать на этот монолог.
Но Алекс, оказывается, его еще не закончил:
— Если тебе недоступна моя логика, зайду с другой стороны. — И он притянул ее к себе, потом крепко поцеловал. Она попыталась вывернуться из его объятий, но безуспешно. Он держал ее крепко и одновременно бережно.
Инга, сама не зная почему, вдруг стала отвечать ему, поцелуй затянулся, и у нее не было ни сил, ни, главное, желания сопротивляться. Повторялась ситуация минувшей ночи. Ощутив агрессию его языка, она тихо застонала.
— Ты мой наркотик, — шептал Алекс, губы его беспрестанно двигались, глаза блестели. — Ты одновременно и сладость, и горечь. Мне никогда не будет тебя слишком много. И хочешь ты того или нет, что бы ты ни делала, как бы ни поступала, никакие твои действия и поступки не смогут разделить нас! Если ты придешь в мой дом, под пашей крышей будет много страсти, обещаю тебе.
— А дальше? Одной страсти мало.
Его рука соскользнула на ее бедро, и он подтянул Ингу поближе к себе.
— А чего бы ты хотела?
Она молчала, в ее голове пронеслась мысль: а хотела бы я одного — чтобы ты любил меня так, как я люблю тебя. Вслух же прошептала:
— Я не знаю. Когда ты касаешься меня, я не в состоянии думать. — И она постаралась отодвинуться на безопасное расстояние, но безуспешно. Правда, через несколько мгновений он сам выпустил ее из объятий.
— Я не могу ответить себе на вопрос, что же в тебе так притягивает меня настолько, что я забываю обо всем в мире. Так у меня еще никогда не было ни с одной женщиной. Я было подумал, что весь секрет в твоих губах… — Алекс наклонился и страстно поцеловал Ингу, — потом решил, что тайна кроется в твоих необычных глазах. — Он поочередно поцеловал их, сначала правый, потом левый. Его голос перешел в страстное бормотание, и он целовал и целовал ее лицо и шею. Потом прислонился губами к ее щеке. — А может быть, все дело в нежности и душистости твоей кожи? Ты вся как тропический цветок, женщина-тайна. Для меня очарователен твой грудной смех, я гибну под твоим взглядом, особенно когда ты на меня злишься. Меня ошеломляет твоя логика… Мне порой кажется, что я на тебе помешался!