Закон меча. Трилогия
Шрифт:
Пара крепких канатов из моржовой кожи со скрипом наматывалась на блоки – сотня самых дюжих варягов тягала тросы, подтягивая гелеполу.
– Стой! – заревел Карл. – Перецепляемся! Канаты ослабли, двое варягов, пыхтя, сняли петли с одного кола, вбитого в землю, и натянули на следующий, показавшийся из-под передней стенки гелеполы.
– Олег, ты идёшь? – крикнул Боевой Клык, сгибаясь под низким потолком.
– Порядок! – сказал Олег, спускаясь со второго яруса, где стояла небольшая, но довольно мощная
– Да уж… – пропыхтел Хагон Ворчун, налегая на рычаг. – Такую дуру хрен тогда сдвинешь!
– Ништо! – бодро откликнулся Ярун из Хольмгарда, подлезавший к бойнице, прикрытой щитком. – Идёт как по маслу!
– По салу! – прохрипел Вилобородый. – Вся душа изболелась! Вкусноты – пропасть, и всё на смазку!
– Я тебе лично окорок куплю, – улыбнулся Олег, – в лучшей лавке за той стеной.
– Лады!
Олег хлопнул ярла по необъятной спине и вылез из гелеполы – задняя стенка у неё отсутствовала. Тудор тут же загородил магистра и князя огромным щитом-мантелетой, вообще-то рассчитанной на двух человек, но для русского медведя вполне сподручной.
– Хорошо ребята прут, – заметил Инегельд. – Што твои волы. Неужто и впрямь расколупаем?
– Должны, – твёрдо сказал Сухов.
Они дошли до нейтральной полосы и высунулись из-за мантелеты. Влево и вправо уходили мощные стены, раздвинутые ещё более могучими башнями. Но сейчас, когда гелеполе оставались считаные шаги до кирпичной кладки, укрепления больше не казались пугающе неприступными. Грозная стенобитная махина надвигалась на стену медленно и неотвратимо, лишая защитников веры в победу. Скоро, очень скоро гелепола подберётся вплотную, и страшный таран пойдёт долбать отличный римский кирпич.
Защитники Неаполя и сами это разумели, но помешать варангам не могли. Пытались, но ничего путного у них не выходило – русские и савирские лучники держали этот участок стены под перекрестным обстрелом.
«Штурмовики» пока отдыхали. Тяжелая пехота «стояла в очереди» и болела за своих, игравших со смертью на чужом поле. «Наши» вели. Три или четыре раза неапольцы достреливали до осадной башни пудовыми камнями, но русы строили крепко – ярусы лишь слегка потрескивали, да гул проходил по перегородкам.
– Сиятельный! – подскочил Слуда Хмырь, длинный, тощий, угловатый, но стрелок Божьей милостью. – Тут какой-то мужик к тебе!
– Мужик? – недовольно нахмурился Олег.
Слуда подвел маленького человечка, расхристанного, потного, белолицего, с красным унылым носом. Приоткрытый рот с неуверенной полуулыбкой. Просящие глаза деревенского хитрована.
– Тут такое дело, ваше сиятельство, – зачастил человечек на худой ромейской речи, – я вам тут мешки с землёю возил… ничего не скажу, все чин чинарем… а только лошадку мою…
– Это правда? – спросил Олег у Хмыря.
– Было такое, – подтвердил Слуда, – перешибло его кобылу ядром, сломало хребет животине. Ну я и прирезал ее, чтоб не мучилась…
– Ага, ага… – часто кивал мужичок.
– И хороша была лошадка? – спросил Сухов у него.
– Да как сказать… – замялся мужичок. – Не царских кровей, конечно, но послушна…
– Заплати ему двенадцать номисм, – велел Олег. – Лошади здесь дороги.
Отмахиваясь от благодарностей осчастливленного мужичка, он вернулся к прерванному занятию – быть зрителем на премьере постановки «Осада Неаполя». Начиналось действие второе, с батальными сценами. Гелепола заняла позицию, почти вплотную придвинувшись к городской стене, тяжёлый литой таран раскачали на цепях, и вот прокатился первый удар, тупой и гулкий. Сыпанула кирпичная крошка. Второй удар. Третий… Повисла, поплыла облачком ржавая пыль.
– Зря ты столько мужику этому отдал, – проворчал жмотистый Клык. – С него и номисмы хватило бы…
– Не жадничай, – улыбнулся Олег, – подумай лучше. Этот мужик всем же рассказывать станет, какие варанги щедрые. Соседи его сравнивать нас станут со своими господами, мироедами да скупердяями. А придет им нужда выбирать, кого они поддержат – родимых жадюг или чужих благоносцев? Понял?
– Умно, – оценил князь. – Но все равно жалко. Э, опять он здесь! Чего тебе? Ещё одна кобыла сдохла?
Олег обернулся – перед ним стоял давешний проситель, подсмыкивая грязноватые брэ. В одном кулаке он сжимал платочек с номисмами, а другой протягивал скрученную грамотку.
– Вам велено было передать, – робко сказал мужичок, – а я и запамятовал на радостях…
– Кто велел?
– Не нашенский. Ромей, вроде вашего сиятельства. Тоже в таком… в такое обряжен, и плащ на нём золотом выткан, всё орлы да кресты… Две стрелы схлопотал он, помирал уже. Я-то думал, помер он, хотел было плащик… того… ну, чтоб не пропал зря, а тот живой ещё. Передай, говорит, магистру Олегариусу пергамен сей. Ну, я и взял…
Олег развернул жёсткий пергамент и прочёл:
«Патрикий и друнгарий флота Иоанн Радин шлёт привет магистру и аколиту Олегариусу, сыну Романа. Во имя Господа нашего, Иисуса Христа, сиятельный, прибудь на остров Искья с сотней воинов, дабы защитить православных инокинь тамошнего монастыря, разрушенного сарацинами, что поставлен блаженным Фокой Пизанским на берегу Разбойничьей бухты. Ради всего святого, препроводи невест Его в безопасное место, накорми и устрой. Дромон „Феодосий Великий" прибудет за ними позже и перевезёт в Тарент».